Проклятая Мангазея

— Батюшка! Вы уж не выдавайте меня! — Тимошка почти ползал у ног попа. — Я готов всё выполнить, что вы мне скажете! И простите своего раба и грешника!

— Ну всё! Иди! — прикрикнул поп на парня. — Мне надо много молиться и думать. Завтра! Всё скажу тебе завтра. Встань и уходи. Обед на носу…

Тимошка вышел в переднюю, окрылённый надеждой на успех, чутье подсказало ему. А там уже поджидали попадья с Петькой. В молчании проводили глазами. В них ярко читалось жадное любопытство. Тимошка поклонился им и тихо вышел. Вид матери с сыном тоже поддал надежды. Такие жадины обязательно уговорят попа прибрать к рукам рухлядь. Лишь потом смогут сдать его, дурака, стрельцам. Но то когда будет. А пока можно потянуть с делом.

И всё же Тимка был зол и даже обижен. Поп так и не догадался угостить своего слугу ничем, что могло бы показать, как отец Яков сочувствует ему, Тимошке.

У себя в избе он постоянно думал о завтрашнем разговоре. Был уверен, что не сдаст его поп, пока не получит мешок. А там можно и посмотреть, как будут дела…

Он плотно поел и рано завалился спать. Снов в эту ночь он не запомнил. Что-то снилось и всё непонятное и туманное. К тому же разгадывать сны ему не дано.

Отец Яков внимательно разглядывал Тимошку и тот чувствовал себя неуютно. С трудом сдерживался от плаксивого вопроса, прикидываясь испуганным и подавленным. Наконец закончив наслаждаться, как видно, состоянием юноши, поп спросил:

— Что надумал, сын мой?

— Ничего, батюшка, — сокрушённо ответил Тимоха. — Ничего в голову не идёт. Боюсь же, отец Яков. Помогите, — в который раз просил юноша.

— Трудно тебе помочь, отрок. Много грехов накопил ты своим непутёвым поведением. Я много вчера думал над твоим рассказом. Выходит, что ты сообщник тех воров и ждёт тебя плаха. А что бы ты сам мне мог предложить?

— Батюшка! Отдам половину и даже больше, если пообещаете не выдавать меня!

— Толкаешь на предательство заповедей божьих? Нехорошо это, сын мой. А сколько у тебя этого барахла? Мешок, это сколько?

— Я не считал, батюшка, но слыхал, что пять сороков в каждом, что мы везли.

Тимоха исподволь глянул на попа. Лицо того было задумчивым и Тимошке стало понятна игра самого попа. Он сам побаивался, но жадность брала верх. Он лишь постарался убеждать самого себя в правильности выбранного действа.

В хоромах попа послышался какой-то шумок. Дверь чуть приоткрылась, и голосок попадьи сказал тихонько:

— Батюшка, супруг, ты просил напомнить о времени.

— Ах да! Щас иду! — глянул на Тимошку и заметил чуть не просительно: — Я на пару минут отлучусь. Дела не ждут. Ты тут посиди, я скоро.

Поп ушёл, а Тимошка, проводив его глазами, подумал: «Ушёл советоваться с попадьихой. Хитёр батюшка! Теперь посмотрим, что меня ждёт».

— Ну что, узнал? — шёпотом спросила жена, чуть отойдя от двери.

— Сказал. Пять сороков соболей! Представляешь?

— А что ж ты?.. Я бы согласилась. Тут риск маленький. Да никто тебя и не заподозрит. А Тимошку можно потом и сдать. Его наговору никто не поверит, — попадья требовательно глядела в заузившиеся глаза мужа.

— Не скажи, милая! — в задумчивости ответил отец Яков. — Пойдут слухи, сплетни. Так будет ещё хуже. Дойдёт до епископа. Думаю, что лучше наоборот. Мне утаить Тимошку будет нетрудно. Зато никто не подумает худого. А он запуган и не станет болтать. Предлагает половину, да с него можно легко и намного больше взять. В Вологде это будет стоить намного дороже. Деньги большие. Тыщи рублей!

— Тыщи?! — ахнула попадья, зажав рот ладошкой. — Боже мой! Соглашайся. Потом придумаем что получше. На всё соглашайся, да не забудь поторговаться. Сам-то он ничего с ними не сможет сделать. Вмиг схватят. Тогда уж точно он покрывать тебя не станет. Ты верно надумал, батюшка! Иди, а то подозрительно будет…

Тимошка вопросительно поднял брови. Спросить не осмелился и ждал.

— Так о чем мы болтали тут с тобой? Говоришь половину? Риск для меня слишком велик, грешник. Четыре сорока и ни на одного меньше, — истово перекрестился батюшка и шепнул короткую молитву.

— Батюшка! — только и смог воскликнуть Тимошка. А поп погрозил пальцем, требуя тишины. — С чем же я останусь! Я столько страху натерпелся за это время!

— Замолкни, сын мой! Жадность не к лицу праведному христьянину! Ты таких денег даже во сне никогда не увидишь, что тебе достанутся. А я обещаю всё продать, и твоё добро тож. А то тож большой риск для меня. Надо основательно всё продумать.

Тимошка в отчаянии махнул рукой, и согласился. Лицо его сморщилось в скорбную гримасу. Он забыл про Агафью. А хотел же о ней поговорить. Не вспомнил.

— Батюшка, как доставить вам тот мешок? — спросил примирительно. — Можно по частям, а то заметно будет, а?

— Погоди с этим. Я подумаю сам. А ты где сейчас обретаешься?

— Да в избе того лихого перевозчика, батюшка. Я даже имени его не знаю. Всего раз его видел три недели назад. В летах такой… с бородой…

— Мы всё с бородами. Ладно, сын мой, иди к себе, всё приготовь и приходи. Жить здесь будешь. А с Агафьей… — ни-ни! Понял?

— Да я и так ничего, батюшка. Кто я такой, чтобы, значит…