— Скоро ночь на дворе. Нам еще на рынок тащиться, помнишь? Управителю подарок на свадьбу племянницы искать. Бросай этого недоноска и пошли. С утра на ногах…
Только теперь Халид поверил окончательно, что все происходит наяву. В самом дурном сне ему не приснились бы такие спокойные голоса и равнодушные лица. Эти двое, они ведь даже не испытывают к нему ненависти, как ир-Мансур. Так же безразлично и лениво они будут слушать, как он захлебывается воплями и хрипом, а потом поднимутся наверх и пойдут выбирать подарок на свадьбу какой-то девчонки. Может, выпьют в рыночной харчевне кофе с медовым печеньем и закажут плов. Твари…
К горлу Зеринге подкатился тугой ком. От ир-Мансура он и не ждал ничего, кроме смерти. Но не такой же! Удавка. Нож под ребро. Вымоченный в соли кнут, разрубающий тело до костей. Секира палача. Со всем этим Халид не то чтобы смирился, однако готов был принять такую смерть достойно. Но не это! Светлые боги…
Если бы Халид мог вырвать, он бы так и сделал, но все содержимое желудка осталось на полу караулки после первых же умелых ударов. Тело скрутила тягучая волна, и Халид задрожал крупной непрерывной дрожью, ненавидя себя за это и не имея сил остановиться.
Очень медленно, почти нежно сотник провел кончиками пальцев по его щеке, наслаждаясь действием своих слов, и снова шепнул:
— Кричи, Зеринге. Кричи громче. И вспоминай моего брата, когда тебя будут рвать на кусочки…
Бросать его не стали. Наверное, чтобы опять не лишился сознания, ударившись искалеченным телом о пол. Перехватив за руки, опустили в яму. Когда хватка на запястьях исчезла, Халид упал с высоты не больше пары локтей, взвыв от боли. С трудом перевел дыхание.
Тьма вокруг была осязаемо плотной, но почти сразу же сверху упал зажженный факел, осветив неглубокий колодец, облицованный плитами известняка. Ир-Кайсах огляделся.
Совершенно круглый каменный мешок, примерно три шага от стены до стены. Просмоленное дерево упало возле сырой стены напротив Халида, освещая серый камень и ряд отверстий у самого пола, опоясывающий весь колодец. Так вот как сюда попадают эти твари. Дыры в камне были рассчитаны на кого-то размером с крупную кошку или мелкую собачонку.
Халид прищурился. Показалось, или в одной из нор действительно мелькнуло что-то серое? «Парочка всегда дежурит внизу», — вспомнил он слова сотника. — Проклятые твари… А где же кости? Если ублюдки из городской стражи частенько здесь развлекаются проверкой новичков, пол должен быть устлан костями. Неужели выгребают?
Халид отчаянно цеплялся за никчемные вопросы, изо всех сил пытаясь поверить, что его грешная, безнадежная, никому, кроме него самого, не нужная жизнь все-таки не закончится на ледяном грязном полу Крысиного колодца. Получалось плохо. И не все ли равно, куда деваются обглоданные кости из этой живодерни? Впрочем, в бедро упиралось что-то твердое.
Морщась, он нащупал большой гладкий шар и покрутил перед собой. Какой, во имя владыки преисподней, баран? Череп смотрел на Халида пустыми темными глазницами, безучастно скалясь в свете факела. Ир-Мансур полагает, что ему первому пришла в голову мысль спустить в Крысиный колодец человека? Или здесь так принято? Что ж, Халиду уже никогда не узнать, чем именно и перед кем провинился этот несчастный…
Острая боль пронзила правое бедро. Вскрикнув больше от неожиданности, Халид перекатился на бок и успел увидеть исчезающий в отверстии длинный хвост крысы. Это ненадолго. Из укушенной ноги текла струйка крови. Через пару минут осмелевшая тварь, отведавшая свежей плоти, вернется, и тогда…
Халид сжал зубы, чтобы не закричать или не всхлипнуть. Наверху было темно и тихо, но Зеринге не сомневался, что хотя бы один жадный зритель ему обеспечен.
И ведь проклятому ир-Мансуру не откажешь в смекалке, порожденной опытом! Заполучив наемника в свои руки, сотник первым делом тщательно обыскал его, найдя тонкое лезвие в поясе и еще пару полезных мелочей. Прав был чужеземец: ни легкая, ни быстрая смерть не светит…
Чужеземец. Непрошеная мысль ядовитой песчанкой проползла в сознание. Какое-то время Халиду еще удавалось гнать ее.
Тогда, когда он отшвырнул наглую гадину, появившуюся из другой дырки в стене.
Когда целый десяток серых теней метнулся к нему, яростно вырывая кусочки плоти бритвенно острыми резцами.
Когда, не в силах давить тварей ногами, он пытался стряхивать их, платясь за это пальцами, и катался по полу, сходя с ума от боли, ужаса и отвращения.
И даже когда увидел в свете догорающего факела уставившуюся прямо на него зверюгу в несколько раз крупнее, чем обычные крысы, еле протиснувшуюся в дыру.
Но когда, источая резкий запах масляной гари, не способный перебить крысиную вонь, погас факел, оставив его в темноте, полной липкой шерсти, острых зубов и омерзительных холодных лап, Зеринге не выдержал. Один-единственный раз в отчаянии он выкрикнул сохраненное цепкой памятью имя. На грани безумия, уже проваливаясь в его гостеприимно распахнутую бездну…
И падая, падая, падая во тьму, услышал совсем рядом бесстрастный мягкий голос с едва уловимым чужестранным выговором: