Проклятая повесть

– Не все! – почти выкрикнула Зина. – Думаешь, это просто было?

Лялькин отлично понимал, что это действительно была не простая задача, более того, закрывавшая ему, лично, дорогу к общению с Адамовым.

– Не думаю, но ты же смогла? Как? – с надрывом в голосе спросил Геннадий Петрович.

– Ну что ты меня мучишь! Что ты в мою душу лезешь?!

– Как! – властно, прикрикнув, спросил Лялькин, и глаза его недобро сверкнули из-под нависших бровей.

Огаркова всхлипнула:

– У меня, Гена, был ребенок… Да не пугай ты меня своими глазищами! Да, был! Он умер, едва научившись говорить «мама».

Огаркова заплакала.

– И ты… – начал, было, Лялькин, но Зинаида прервала его, выкрикнув: «Да! Да! Вот именно! Именно так! Я представила Адамова тем ребенком, и жалость переполнила меня, а потом, потом…

– А потом на тебя обрушилась волна сострадания, так?

Ей показалось, что Геннадий Петрович, спрашивая ее, скрипнул зубами, словно испытывал страшную боль. Действительно, Лялькин испытывал боль, но не телесную, а душевную. Это была боль зависти к Адамову и одновременно удовлетворение тем, что силы, которым он служит, явили в мир предтеч воплощенного Иалтабаофа, иначе называемого Антихристом. Оружие его – добро, оборачивающее злом. Обращение в действие намерений, ведущих душу человеческую в ад.

– Так, – пролепетала Огаркова, смахивая носовым платком слезы.

Она не понимала, чему улыбались красные губы Лялькина, чему он нервно, хрюкая носом, посмеивался. Почему так страшно скрипел зубами. Она ничего не понимала, а только панически боялась его.

В этот вечер и в эту ночь, Геннадий Петрович, остался в квартире Огарковой. На следующий день, он ходил с ней в горадминистрацию, и пока Огаркова оформляла командировку в Москву, на «курсы повышения квалификации», Лялькин, в кабинете Главы города провел очередной сеанс «подпитки» Анатолия Валерьяновича Гарана «космической энергией».

Вечером Огаркова и Лялькин завтракали в ресторане «Центральный» и продолжили застолье на квартире Зинаиды. Геннадий Петрович опекал её до отлета самолета из Новокузнецкого аэропорта, а когда Зинаида Яковлевна напомнила ему, что он обещал ей еще кое-что, помимо адреса, Геннадий Петрович ответил, что она знает, что сказать тому, кто откроет ей дверь в «учебное заведение».

– Ты вспомнишь это сразу, как только он спросит тебя: «Ты откуда?»

Лялькин недаром провел все это время рядом с Огарковой, и пароль должен был сам собой возникнуть в её памяти в нужном месте и нужное время.

* * *

Проводив Зину, Лялькин вернулся в Томск, переночевал ночь в гостинице, а утром, как было договорено направился к Кузьмину.

В пятницу, утром почти в семь часов, в квартиру Кузьминых позвонили. Виктор брился в ванной.

– Кто это, может быть: – спросила Марина, заглянув в ванну к Виктору.

– Это за мной. Я тебе говорил, что с одним человеком, на выходные, поеду в Новоалтайку.

Марина, пошла открывать дверь. Там её встретил странный человек, бородатый, усатый, с черными волосами, спадающими на плечи. В руках он держал букет роз. Это был Лялькин.

– А это вам, хозяюшка, – сказал он, перешагивая через порог. – Виктор дома?

– Дома, – смутилась Марина, принимая из рук Геннадия Петровича цветы. Розы были роскошные, ярко-алые со слезинками росы на лепестках.

– Здесь я, здесь! – откликнулся Виктор, выходя из ванной и здороваясь с Лялькиным.

– Вы готовы? – спросил Геннадий Петрович, по всей видимости, без малейшего намерения раздеться и пройти в зал, куда его приглашала Марина.

– Вот только чайку попьем и отправимся. Да вы, раздевайтесь!

– У меня есть другое предложение, Виктор Васильевич, – возразил Лялькин. – Если ваша супруга не против, а я полагаю, ей некогда с нами чаи распивать, то мы поужинаем на выезде из города. Там есть чудесная закусочная.

Марина, действительно, спешила на работу, и потому её настойчивость, угостить чаем гостя быстро иссякла, её хватило ровно настолько, чтобы муж успел одеться.

– Ну вот, я готов.

Это были последние слова мужа, которые запали в память Марины. Он даже не поцеловал её перед тем, как уйти, что было неписаной традицией в их бездетной семье.

Из закусочной выехали в одиннадцатом часу дня по трассе Томск – Новосибирск-Барнаул, слегка хмельные от выпитого вина. Кузьмин с Лялькиным расположились на заднем сидении джипа. Настроение было прекрасное, к тому же, после продолжительного ненастья, выглянуло солнце, и все ожило. Разговор шел обо всем помаленьку, но чаще всего возвращался к философским вопросам познания.

– Со времен Аристотеля возводилось здание научного метода, и вот, приходят такие, как вы, и утверждают, что все не так: не те подходы, не та методика, не то основание…