– Папа иногда снимает рубашку.
Мама кивнула, расстегнула манжеты и закатала рукава.
– Надо было взять с собой купальник. – Она влезла в сапоги и накинула на плечи лямки. Мама шагнула в ручей, посмотрела вниз, следя за ногами под водой, и медленно дошла до новой трубы, которую проложил папа.
– Здесь? – спросила она, оглядываясь через плечо.
– Дальше, – сказал Карпик. – Вон там.
Она зашипела, когда протянула руку. Ее плечо, ухо, половина головы исчезли в холодной воде. Она вздохнула и ушла под воду целиком.
Пес дернулся, залаяв своим призрачным лаем.
– Подожди! – Карпик натянул веревку. – Мама!
Он не отводил взгляда от места, где она исчезла. Журчал ручей. Солнечные блики играли на его поверхности. Она снова вынырнула, задыхаясь, глубоко вздохнула и сунула голову обратно под воду.
Карпик стоял на краю ручья и считал:
Карпик споткнулся и сел. Он с силой потянул защелку на ноже и надавил на плоскую сторону лезвия, пока нож с щелчком не зафиксировался в открытом положении, как учил папа.
– Карпик?
Он поднял голову. Она стояла по колено в ручье, вода стекала по ее волосам. В руке у нее был комок мокрых листьев, и, как ни странно, она улыбалась.
30 июля
Коллин повернулась боком к зеркалу в ванной, обхватив ладонями свой небольшой животик. Сегодня она сделает это. Она освободит место.
Один за другим она открывала ящики комода Рича, складывая его одежду на кровать. Джинсы, рабочие рубашки, полдюжины пар шерстяных носков. Она остановилась, чтобы убедиться, что все еще слышит, как Карпик возится в своей комнате.
В нижнем ящике был беспорядок: трусы-боксеры, старая кепка, две пары подтяжек, конверт из вощеной бумаги с кариозным зубом внутри, деревянная шкатулка с резной крышкой, так плотно зажатая между дном ящика и стенкой, что ей пришлось встать на колени, чтобы сдвинуть ее с места. Она наклоняла ее то в одну, то в другую сторону, на лбу выступили капельки пота, а когда шкатулку наконец удалось высвободить, Коллин качнулась назад. Она поставила ее на пол рядом с собой, а под ней, прижавшись к дну ящика, лежал старый носовой платок Рича с темно-синей вышивкой в углу: «Р.Г.»
Платок был сложен в аккуратный ровный квадратик с четкими, прямыми складками. Коллин развернула его: внутри на ткани виднелось пятно красной помады. На глаза Коллин навернулись слезы. Из складок вырвался запах костра – «
В животе у нее забурчало. Она подняла с пола деревянную шкатулку, достала из кухонного шкафчика пачку соленых крекеров, наполнила чайник и поставила его кипятить.
Коллин села за стол, съела крекеры, подняла резную крышку шкатулки.
Она успела вынуть только несколько первых фотографий, когда в комнату ворвался Карпик.
– Ты голоден? – спросила она. Карпик покачал головой. – Только посмотри. – Она осторожно держала фотографию между ладоней, за самые края, чтобы случайно ее не испачкать. – Это дядя Ларк, еще в молодости, видишь? – Ларк стоял рядом с молодой женщиной, сидящей с темноволосым ребенком на коленях, между ними стоял мальчик лет четырех-пяти. – Это, наверное, его жена, – предположила она, перевернув фотографию – вдруг там что-то было написано. Она не знала, что у Ларка были дети.
– А что там еще? – спросил Карпик, потянувшись за крекером.
Она взяла пожелтевшую газетную вырезку: там молодой Рич замахивался топором. Подпись:
– Смотри, это твой папа. Видишь, какой он тут молодой?
– У него волосы вьются. – Карпик потрогал старую газетную бумагу.
Дальше Коллин достала толстую пачку газет, скрепленных вместе: «
Она осторожно осмотрела каждую. Он никогда ей об этом не рассказывал. Она пролистала остальные бумаги, достала бумажную папку.
Засвистел чайник.
– Карпик, выключи его, пожалуйста. – Карпик подошел к плите и повернул ручку. – В другую сторону. Спасибо.
Она сунула руку в конверт и вытащила из него старую фотографию: мужчина держит малыша на руках, они стоят рядом с огромным деревом, ладошки ребенка прижаты к коре, на лице – кривоватая улыбка.
– Карпик, посмотри. Это папа, когда он был совсем маленьким. Посмотри на него.
Она поднесла фотографию к лицу Карпика. Они были так похожи. Слезы побежали по ее щекам.
– Что случилось? – спросил Карпик.
– Ничего, Печенюшка. – Она шмыгнула носом и вытерла глаза. – Я просто очень рада.