Миссис Леггет выпрямилась во весь рост и улыбнулась, обнажив крепкие, тесно посаженные зубы желтоватого оттенка. Потом сделала два шага к середине комнаты, одну руку уперев в бок, другую свободно свесив. Безмятежная, по определению Фицстивена, хозяйка дома и прозрачная душа внезапно исчезла. Теперь пухлое лицо и гладкие формы этой начинающей стареть блондинки не вызывали представления о спокойной, хорошо обеспеченной жизни: под жирком угадывались крепкие, пружинистые мускулы, словно у притаившейся под деревьями кошки.
Я взял со стола пистолет и сунул в карман.
- Желаете знать, кто убил сестру-вкрадчиво спросила она, глядя на меня. Зубы у нее постукивали, глаза горели, рот растягивала улыбка. - Вон она, наша наркоманка Габриэла. Она убила мать. Ее Морис и выгораживал.
Девушка что-то выкрикнула.
- Чепуха, - сказал я. - Она была совсем маленькая.
- Не чепуха. Ей было пять. Она играла с пистолетом. вытащила его, пока мать спала, из ящика шифоньера. Пистолет выстрелил, и Лили не стало. Несчастный случай, конечно, но Морис, нежная душа, не хотел, чтобы девочка подрастала с мыслью о своей вине. К тому же его все равно признали бы виновным. Кое-кто знал, что мы с ним близки, что он спит и видит, как бы избавиться от жены. Да и во время выстрела он оказался у дверей спальни. Но все это его не пугало, главное-уберечь девочку от травмы, чтобы память об убийстве, пусть и случайном, не исковеркала ей жизнь.
Особенно тошнотворным было то, что она говорила с милой улыбкой, изящно изгибая губы и осторожно, даже тщательно подбирая слова.
- С самого рождения, - продолжала миссис Леггет, еще до того, как она пристрастилась к наркотикам, Габриэла была, скажем так-умственно не очень развитой, и к приходу лондонской полиции нам удалось вытравить из нее память об убийстве. Я говорю чистую правду. Это она убила мать, а Морис, по вашему выражению, лишь взял грех на себя.
- Что ж, правдоподобно, - согласился я, - но не очень последовательно. Может быть, сам Леггет и поверил вам, но я сомневаюсь. Просто вы хотите отомстить падчерице за то, что она рассказала об убийстве Рапперта.
Алиса оскалилась, лицо у нее побелело, зрачки расширились. Она было сделала ко мне шаг, но тут же взяла себя в руки, хохотнула, и огонь в ее глазах погас-скорее, не погас, а затаился где-то внутри. Подбоченившись, она беззаботно, даже кокетливо улыбнулась мне, хотя и в улыбке, и в глазах, и в голосе проскальзывала бешеная ненависть.