— Мисс Грейнджер, вы ведёте себя неподобающе! — выговорила женщина со взглядом айсберга. — Как вы смеете так по-хамски разговаривать с кем бы то ни было в этом доме! Какое бесстыдство!
— Нарцисса, — подала голос Астория. — Мне кажется, с ней что-то не так… Я слышала, она проклята, и поэтому…
— О, нет, вот только не надо меня защищать! — Гермиона сердито цыкнула на мёртвую женушку Драко и повернулась к его умершей матери. — Значит, вы мама охотника? Очень рада с вами познакомиться! И, кстати, ваш муж — просто прелесть, как и ваш внук.
Нарцисса нахмурила тонкие брови. Она хмыкнула, отведя взгляд в сторону:
— Что ещё можно было ожидать от грязнокровки.
— Что значит эта ваша «грязнокровка»? Это должно меня обидеть? — Гермиона равнодушно пожала плечами.
Она уже давно догадывалась, что, скорее всего, это значит то, что они отличаются качеством крови. Раз она «грязнокровка», то логично, что люди, произносящие это слово с такой брезгливостью, — «чистокровки». Но в чём разница, она понять не могла. Кровь у Скорпиуса, внука этой кривившей нос бледной дамы, и кровь Гермионы ничем не отличались, тот же вкус железа, красный цвет и волны магии.
В ответ на её вопрос с картины Нарциссы раздалось злобное, почти змеиное шипение:
— Это значит, что ты грязь! Что ты хуже лошадиного дерьма! Что ты не можешь даже стоять рядом с кем-нибудь из нас! Ты самое мерзкое существо, и таких как ты надо давить каблуком…
Гермиона настороженно оглядела блондинок. Это произнесли не они — обе выглядели ошеломленными и немного напуганными. Голос ясно слышался с картины Нарциссы. Мать Драко нервно дёрнула глазами в сторону, вскочила с места и в мгновение ока исчезла с портрета, оставив Грейнджер недоумевать.
— Кто это был? — обратилась она к поникшей Астории.
Та быстро взяла себя в руки, вскинула острый нос вверх и важно произнесла:
— Тебя это не касается, — её взгляд вдруг смягчился, когда она увидела кого-то за спиной Гермионы. — Привет, любимый.
Драко. Он подошёл тихо, мягко ступая. Настоящий охотник на охоте. Гермиону немного покоробило от этого слащавого «любимый», но и Драко не отставал от своей умершей половины:
— Доброй ночи, родная, — осторожно ответил он полным нежности голосом.
Гермиона повернулась к нему — охотник стоял совсем рядом и даже не взглянул на неё. Серые глаза изучающе бродили по портрету жены, твёрдая челюсть напряжёна, губы сжаты. Ведьме так и хотелось надавать ему пощёчин. Хотелось потрясти его, крича:
«Идиот! Вот за кого ты держишься?! За мёртвую женщину, которая не сможет тебе больше ничего дать! Никогда не обнимет, не поцелует, не подарит радость прикосновений и горячего секса!»
Гермиона оглядела его возмущенным взглядом, повернулась к Астории и зло произнесла:
— Ты слышала, что я тебе говорила! Не держи его, — она развернулась и почти побежала по коридору, послав за спину удар магии.
Окно снова раскрылось, и тяжёлые портьеры шумно затрепетали под порывами холодного ветра.
***
Закрывая окно на задвижку, Драко мысленно ругал себя.
Чёрт возьми, он настолько помешался на Грейнджер, что забыл об Астории и почти не вспоминал все эти дни. Кудрявая нахальная ведьма никогда не сравнится с его женой, самой доброй и прекрасной женщиной на свете. Подснежник — так он ласково называл её раньше. Хрупкий цветок, который пробивает корку льда, чтобы явить свою нежную силу миру.
— Драко, ты так давно не приходил… — проговорила Астория тихо, когда он вновь встал напротив её портрета, по бледной нарисованной щеке скатилась слезинка.
Малфой почти протянул руку, чтобы стереть солёную каплю с волшебного холста. Но блондинка сама смахнула её лёгким движением.
— Я и не собирался… — честно признался Драко. — Ты же знаешь, я не люблю общаться…
Он хотел сказать «с мёртвыми», но осекся. Его жена на портрете выглядела слишком живой, чтобы записывать её в мертвецы. Это сильнее всего ломало его — разговаривать с людьми, которых он хорошо знал и любил, и одновременно понимать, что их больше нет на этом свете.
— Я рада, что ты всё-таки навестил меня, — Астория тактично сделала вид, что не заметила его смятения. — Давно хотела сказать, что благодаря твоей заботе, наш сын растёт прекрасным добрым мальчиком. Ты хороший отец, Драко. Помнишь, ты переживал, что не справишься с воспитанием в одиночку?
— В этом нет моей заслуги. Это скорее он меня воспитывает, — усмехнулся Малфой, вспоминая, как же трудно ему держать себя в руках, когда Скорп творит что-то под девизом — причинить добро.
— Скорпиус всегда хвалит тебя, — тепло улыбнулась Астория. — Жаль только, что это случилось с ним…
Драко нахмурился, догадываясь, что она говорила не о лунатизме сына, который изредка проявлялся у него с трёх лет, а о нападении волчицы:
— Я знаю, что виноват… Не доглядел.
— Не вини себя… Наш мальчик живучий, у него девять жизней…
Она смиренно вздохнула, и Драко вспомнил, какой его жена была понимающей и доброй, как с ней всегда было уютно и тихо. Всё портило одно — то, что Астория «была». В горле запершило, он тяжело сглотнул сухой комок.
— Уже восемь, насколько мне известно… — Драко невесело усмехнулся.