Проклятье Жеводана

Старик резко выпрямился в полный рост, не снимая меня с прицела. Я стоял внизу, но даже будь мы на равных, он все равно показался бы слишком высоким. Вся дряхлая старость спадала с него. Буквально он сдирал с себя спутанные космы, и с каждым жестом во мне просыпались старые воспоминания о далекой стране, залитой солнцем, о самой жуткой и таинственной ночи в моей жизни. И наконец скинув с себя эти грязные тряпье и балахоны, он размял шею, круто поведя ею, и тот щелкающий звук донесся до меня и покоробил хуже, чем скрежет железа по стеклу.

– Ты стрелял, – провозгласил торжественно чертов разноглазый пройдоха с рынка, указывая на старый шрам на своем лице.

* * *

Конечно, ни о какой деревне не могло быть и речи. Жан Шастель, долговязый пройдоха, спустился ко мне. До последнего мгновения мы оба не знали, чем закончится столь неожиданная встреча. Мы держали друг друга на прицеле, рассматривая каждый своего визави, а потом крепко обнялись. Я громко рассмеялся, ведь буквально до этого самого мгновения я не мог точно сказать, что все мое злоключение в Алжире не было сном или выдумкой. И вот он, разноглазый Жан, смотрит на меня, вероятно, с не меньшим удивлением.

Мы пошли в его дом, и только сейчас я удивился собственной тупости, ибо эта хибара была едва ли отличима от той, что ютилась там, на далеком черном утесе. Мы сели, как сидели тогда – прямо на полу, и Жан накрыл. В тот момент я даже не догадывался об истинной причине его гостеприимства и радушия.

– Я так и знал, что с тобой что-то не так, – оскалившись, молвил Жан.

Его волосы отросли ниже плеч, и они лежали жесткими лохмами.

– Знаешь, если ты мне это говоришь, значит, в самом деле, я делаю что-то не то, – усмехнулся я.

– Делаешь? – И тут он впился в меня своим взглядом, который я больше не нашел нигде, который я даже не искал, ибо знал, что подобного ему нет, ведь не может природа дважды сочинить такое хитросплетение кровей.

Холодок пробежал по спине, но было рано тревожиться настолько, чтобы хвататься за оружие.

– Не делаешь. – Он мотнул головой. – С тобой, в твоей крови что-то не то.

– Сложно спорить, – я пожал плечами. – Знаешь, в прошлый раз… Боже, сколько времени минуло? Просто с ума сойти! Так вот, тогда, в Алжире, ты толком ничего не рассказывал о себе. И я как-то боялся докучать расспросами…

– А теперь не боишься? – перебил он.

– Тогда я был прикован к тебе цепью, и подле тебя рыскали гиены, – ответил я.

– Про цепи – ладно, – согласился Жан и умолк.

Я ждал, что он продолжит, а долговязый все надеялся, что я пойму его намек. Его надежда сбылась первее.

– Вот как… – усмехнулся я, сохраняя самообладание.

– Я все долги помню, – с теми словами Жан почесал щеку.

– Отчего не убил раньше? – спросил я.

– Так ты мне долг отплатил, – просто ответил Шастель.

– И чем же? – в замешательстве вопрошал я.

– Зверем.

Дыхание замерло. Сердце в ужасе застыло.

– А ты, – усмехнулся Жан, – как думал, где он раны зализывал? Отчего у него пасть сама собой срослась?

– Он у тебя? – дрожащим от нетерпения голосом спросил я.

Шастель кивнул.

– Но он не слушается, – досадно признался Жан.

Эти слова поразили меня. Не столько, что Шастель действительно пытался подчинить себе местное проклятье, сколько то, что его постигла неудача. Если дух Зверя и склонится перед волей человеческой, то этим человеком точно будет Жан.

– … возможно ли его приручить? – спросил я.

Его взгляд вспыхнул инфернальным пламенем. Все это дело он вел к этому.

– Если это кому и под силу, то тебе, белоручка, – ответил Жан. – У вас с ним особые счеты.

Я бы рассмеялся в лицо кому угодно, услышь я подобное, но это говорил Шастель, разноглазый охотник, способный повелевать дикими тварями в диких скалах.

– О чем ты? – затаив дыхание, спросил я.

Впервые в моем сердце забилась вера. Отчаянная жажда того, чтобы слова Жана оказались правдой, удушающе подступила к моему горлу. Шастель должен был поделиться со мной тем знанием насчет моей связи со Зверем, которым обладал, но разноглазый не спешил. Он приглядывался ко мне, как будто все еще проверяя, я ли перед ним или какой-то самозванец.

– Рискнем, – наконец заключил Жан.

Я был весь готов внимать.

– Чем же? – осведомился я, как будто какая-либо цена, названная Шастелем, могла быть свыше того, что я готов ставить на кон.

– Я – рукой, ты – жизнью, – ответил Жан и поднялся в полный рост. – Пошли.

* * *

Мы вышли из хибары. Сейчас я боялся еще больше отстать от Жана, который быстро пересекал чащу, перешагивая через поваленные деревья.

– Не отставай, – крикнул он куда-то вперед себя, и его слова донеслись до меня гулким эхом.