Проклятье Жеводана

С тем я пошел искать Франсуа. Нашел я его в саду, в красном нарядном мундире с пятью золотыми медалями, четыре из которых он получил в недавней войне, а пятую – за убийство Волка из Шаза. Это было единственное знамя победителя. Весь остальной его облик – усталые плечи, пустой и равнодушный взгляд – явственно указывал, что герою чуждо торжество в его честь. Я сел подле него и какое-то время молчал.

– А я ведь подстрелил его, – горестно вздохнул Франсуа. – Он так хромал, что я его и пешком нагнал бы, не то что верхом…

Я вздохнул, глядя перед собой на увядающий плющ, обвивший беседку, а за ее оградой дрожали фонари, отбрасывая длинные тени вокруг себя черными лучами.

– Он в самом деле не просто Зверь, – обреченно признался кузен и поднял на меня взгляд.

– Вспоминаю слова профессора Алье, – слабо улыбнулся я.

Кузен свел брови.

– Только таким соперникам и стоит бросать вызов, – произнес я. – Иначе…

– …какой вкус от победы над слабейшим? – с горькой усмешкой закончил кузен.

Я улыбнулся шире.

– Наверное, вкус от поражения тем горше, чем ближе была победа. Может, Зверь и в самом деле не вернется. Но за что меня чествуют? – спросил кузен. – Вся заслуга – твоя, мой хитрый братец. От и до, весь план твой. И это ты сделал чучело, чтобы даже те, кто выжил после нападения, в один голос твердили: это точно тот самый Зверь! Я попросту подстрелил волка, едва-едва крупнее обычного. И все.

– Франс, перестань посыпать себе голову пеплом, – просил я, положа ему руку на плечо. – Этот праздник в твою честь.

– Мне не нужны ни праздники, ни слава, – пробормотал он. – Я хотел сделать мир лучше, и у меня все для этого было. Просто я не смог.

– Это никуда не годится, – хмуро отпрянул я, скрестив руки на груди. – У тебя настроение совсем не праздничное.

– А ты только сейчас это заметил, мой внимательный братец? – усмехнулся Франсуа. – Ты, наверное, единственный, кому по сердцу, что тварь выжила.

– Давай как в детстве жечь ветки и траву? – предложил я, поглядывая на фонари за его спиной.

– Боже, – пробормотал он.

– У меня вроде что-то было, – я принялся похлопывать себя по карманам. – Точно, где-то здесь.

Франсуа скептично и холодно следил за мной.

– Вот, – я достал какой-то смятый клочок старой бумаги. – Оторви и мне кусочек.

Кузен вздохнул и все же принял бумагу. Еще бы мгновение, и де Ботерн в самом деле разорвал бы бумагу не глядя, но вовремя заметил мой пристальный взгляд. Тогда любопытство подсказало все же глянуть, хотя бы мельком, что же у него в руках. Его глаза широко открылись, когда распознали хотя бы пару строк.

– Подлинник, – кивнул я, угадывая вопрос кузена.

После оцепенения Франсуа нервно усмехнулся и, громко присвистнув, провел рукой по лицу. Уставившись на меня, он долго пытался что-то сказать – его рот открывался и закрывался, не вымолвив ни слова, а взгляд метался, точно искал где-то подсказку. Наконец он снова насвистел что-то себе под нос и опустил взгляд на письмо. Строки серели выеденными временем полосами, написанными кем-то давным-давно, будто бы еще в прошлой жизни.

Он порвал письмо пополам, отдал мне большую часть, и мы пошли жечь бумагу сквозь узкие отверстия в фонарях. Когда от этого прошлого остался лишь пепел, кузен поднял на меня взгляд и все же спросил.

– Все это время? – протянул он. – Ты все еще хранил это письмо?

Я развел руками.

– Какое? – спросил я. – О каком письме ты говоришь, о, герой Франции, Лейтенант Охоты, Франсуа де Ботерн?

Кузен добродушно усмехнулся и толкнул меня в плечо.

– Видимо, я никогда не пойму, что у тебя на уме, Этьен, – вздохнул он. – И не завидую тому, кто в самом деле решится на такую авантюру.

– На самом деле попыток было довольно мало, – ответил я и пожал плечами. – И если тебе так сложно угадать, что у меня на уме, позволь же дать тебе прямой совет?

– Сочту большой удачей, – кивнул кузен.

– Ты теперь де Ботерн, и никто при всем желании не сыщет ни слова против твоего происхождения, – сказал я. – Но подумай о Джинет. Буду краток – она любит тебя и заслуживает правды.

По лицу кузена я видел – эта мысль не раз и не два посещала его голову даже сейчас, во время этого торжества. Он подался вперед, и мы крепко обнялись, как после долгой разлуки или как на прощание.

* * *

Эти стены помнили многое. Вернуться в них сейчас со своим сыном – все равно что начать новую главу своей жизни. Наверное, мне очень хотелось в это верить. Еще долго газеты писали о Волке из Шаза, рассказывая, будто бы Зверя до сих пор видят в лесах Оверни. Такие новости я читал с мягкой улыбкой, думая о Слепыше. Теперь это кажется далеким сном, разве что жалованье людям герра Хёлле я платил исправно, ни в коем случае не забывая о своем зверинце. Я много думал о том, как мне лучше поступить с ними в свете последних событий. Вспоминая, как Зверь изменился на воле, мне хочется верить, что и Слепышу свобода пошла во благо.