Проклятье Жеводана

– Так и сказали – пророк, – заверил меня и, к сожалению, всех присутствующих в том, что это слово прямиком из восточных мифов и сказов очутилось рядом с нами и невидимым гостем восседало на одном из мягких кресел с медово-золотистой обивкой.

– В самом деле, ежели и так, то, прошу простить мою пустословную тягу к красному словцу, – сказал я и поспешил отвести разговор от себя. – Что ж вы говорили, мениэр, о подобии хозяина и болезни?

– Так то и говорю, – спасительно быстро собрался Питер. – Образы по той или иной причине могут явиться, скажем, во сне. Абсолютно здоровый человек, или, выразимся иначе, менее склонный к сакрализации ночных кошмаров, попросту их забудет. Ведь так и говорят: «забыть, как страшный сон».

Я отхлебнул еще чая и отвел взгляд в сторону, отрекаясь от мелькнувшей затеи показать достойным мудрецам свой дневник снов, который я трепетно вел большую часть своей жизни, или хотя бы объявить о его существовании.

– Верно, верно, – кивнул я.

Притом, что я вполне владел собой, я не мог быть избавлен от трогательного замечания «Стефана»-голландца.

– А наш дорогой граф, замотанный делами не только научного и философского толка, часом, сам не желает пройти обследование? – спросил он.

Первый порыв какого-то стыдливого ужаса быстро сменился пламенной радостью. Я с большим рвением дал на то согласие.

* * *

Я довольно быстро и с охотой проходил все процедуры осмотра и сбора анализов. Меня даже удивило, что за все эти девять лет с момента основания Святого Стефана и усердной службы в этих стенах я ни разу даже не задумывался о собственном здоровье.

И это притом, что я окружил себя умнейшими людьми, которые абсолютно и безоговорочно завоевали мое доверие. С раннего детства я остро нуждался в подобного рода присмотре, будучи особенно болезненным ребенком, даже имея в виду нашу славную родословную. Восполняя давнее упущение, я охотно и покорно проходил все процедуры, и сегодня настал последний день обследования.

– На этом все, – произнес доктор Янсен, и я принялся надевать сорочку. – Из того, что можно сразу предположить: у вас, ваша светлость, глаза дрожат.

– Что-что вы сказали? – переспросил я и метнулся к круглому зеркальцу, которое покоилось на столике подле кровати.

Пока я пристально вглядывался в отражение, Питер лишь развел руками.

– Зная ваш образ жизни, – произнес он, – то явно не от пьянства или каких-либо прочих дурманящих веществ. И ваша светлость имеет завидную тягу к чтению.

На этих словах врач посмотрел на темно-бордовый томик Антона де Гаена[6], где тиснеными буквами было написано «Ratio medendi in nosocomio practico Vindo bonensi»[7]. Я с гордостью кивнул, как бы хвастаясь своим сокровищем, и потом вновь обратился к зеркалу, стараясь подловить свой взор на той самой дрожи, о которой говорил голландец.

– Полноте, граф! – всплеснул руками мудрый «Стефан». – Я же говорю, с вашей страстью к чтению вряд ли можно говорить о слабом зрении. И, положа руку на сердце, подобный недуг вовсе не бросается в глаза, а как раз-таки напротив. Я же вглядывался долго и внимательно и в непосредственной близости, призывая всю свою врачебную наблюдательность, и лишь тогда заметил движения ваших зрачков.

– В самом деле незаметно? – спросил я, откладывая зеркало.

– И более того, – продолжил он. – Судя по тому, что от вас поступали жалобы совсем иного толка: та же простуда, неизменно следующая с каждым порывом осенних ветров, следует положить, что о ваших глазах нет никакой нужды беспокоиться.

– В самом деле… – вздохнул я, продолжая одеваться.

Обследование еще не завершилось, а уже подало мне немало пищи для ума.

– Забавно-забавно, – произнес я, поглядывая в окно.

Оно впускало мягкий аромат весны.

Нежная оттепель постепенно раскутывала сад, близлежащую рощицу и далекий голубеющий лес.

– Что именно? – спросил Питер, убирая медную трубку, которой меня прослушивал, в футляр.

– Как будто впервые исполняю ведомую партию, – произнес я, шагая к креслу, через спинку которого был перекинут атласный жилет горчичного цвета. – Мне знакомы и ритм, и мелодия, я исполнял все фигуры с закрытыми глазами много раз, однако есть разительное отличие: ведь я всегда вел, а теперь ведомый.

– Врачи – тоже люди, дорогой граф, – отвечал мениэр Янсен. – И нет в том ничего странного, что порой вам стоит занимать иную позицию в этой партии. Более того, дорогой друг, – я бы настоятельно рекомендовал вам более трепетное отношение к себе и своему здоровью. Тем более, учитывая вашу непосредственную близость с болезнями всех видов и мастей.

– Если какая болезнь и позарилась бы на меня, за эти годы было столько возможности! – улыбнулся я, застегивая пуговицу жилета.

– Вам нравится испытывать судьбу? – спросил мой врач, что в общем-то довольно непривычно думать о человеке, над которым я главенствовал по праву основателя Святого Стефана.

– Мне нравится быть подле заразы, – ответил я. – В такой близости, чтобы не бояться ее.

– Болезням плевать, боитесь вы их или нет, ваша светлость, – пожав плечами, положил Питер.