Проклятье Жеводана

– Что ж, – мои руки сложились замком передо мной на столе. – Тогда не будем терять времени, мой дорогой друг? С чем вы пожаловали ко мне?

– В деревне неспокойно, – доложил он.

– Да ну? Разве что-то стряслось? – театрально изумился я, но Питер не разделял моего настроения.

– По-видимому, да, – вздохнул доктор Янсен. – Челядь уже готова к концу света. Писание сбывается, и явился Зверь.

– Зверь придет с моря, – ответил я, пожав плечами.

– Откуда нам знать, что чудище не было привезено с островов или из Нового Света? – как бы между делом заметил Питер. – Граф, все хорошо? Вы побледнели.

– Вы были правы, мне нездоровится, – вздохнул я, пряча лицо в руки. – Спасибо, мой друг. Прошу, оставьте меня и, если встретите Шарлотту, пришлите ее ко мне.

* * *

До самой весны мое самочувствие не позволило мне съездить в деревню. Даже будь я здоров, я не знал, что говорить этим людям, ожидающим конца света, ведь я был с ними скорее согласен, чем нет, особенно учитывая тот ужас, который навис мороком в последний месяц зимы. Нападения участились раза в два, если не больше, однако жертвам чаще удавалось выжить. Зверь по-прежнему избирал себе детей и женщин, но даже они могли отбиться, и никто не мог предположить, что стало тому причиной. Никто, кроме меня, разумеется. Все же была какая-то добрая весть в том, что чудище не так уж и безболезненно перенесло прямой выстрел в голову. Видимо, он оправляется от раны. Вполне возможно, именно февральские нападения были спровоцированы голодом – челюсть Зверя могла пострадать от моего выстрела, а значит, ел и пил он с трудом. Но монстр оставался верен себе и, даже будучи серьезно раненым, не преминул все же сохранять и даже усиливать воцарившийся террор.

Обо всем этом я думал, когда в Святом Стефане прибывало все больше и больше людей, разодранных Зверем. На обход одной из палат я взял Лю и Жака. Мальчики помогали мне обрабатывать раны. После пары часов работы мы вышли на крыльцо. Прежде чем отпустить ребятишек играть, я придержал Жака за плечо.

– Вот так выглядят люди, отбившиеся от Зверя, – произнес я, все еще припоминая ту ложь, с которой мальчик пришел в мой дом со своими друзьями.

Жак виновато опустил взгляд и провел по затылку. Похлопав мальчика по плечу, я отпустил их играть.

* * *

Снег сходил, и земля, может, и проклятая Богом, но все равно просыпалась и была готова цвести. Робкая зелень выглядывала из своих укрытий, деревья окуривались зеленоватой дымкой. Едва-едва луга украсились маленькими белыми цветочками, эти же цветы появились в тонком веночке в волосах Шарлотты, которая все чтила свой траур и не снимала черного.

Она выглядела непривычно и очаровательно с этим чудным украшением. Еще до того, как она пришла в кабинет, я догадался, какая шайка, находящаяся здесь с весны на птичьих правах, приложила к этому ручонки.

– Тебе к лицу эти цветы, – заметил я.

Она смущенно опустила взгляд.

– Благодарю, ваша светлость, – молвила она. – Их собрали Жак и его друзья.

– Вот как? – Я сделал вид, что улыбнулся, и никак не мог ожидать, будто бы разговор коснется именно их.

– Они славные, – добродушно улыбнулась Шарлотта. – Они просили замолвить перед вами словечко. Дети просят остаться.

Я вздохнул и потер подбородок.

– Почему они просили тебя? – спросил я, чуть прищурив взгляд.

– Думаю, дети больше никому не доверяют, – ответила Шарлотта.

Весь этот разговор был пустой формальностью. Мне достаточно было видеть счастливое лицо Лю, который дерется на палках с мальчишками, обдирает коленки и без единой слезинки сразу же поднимается на ноги, чтобы продолжить игру. Ради счастья своего сына я был готов мириться с личной неприязнью к нищим голодранцам и врунам, сбежавшим из прошлого своего пристанища. Это решение созрело задолго до этого разговора.

– Хорошо, – кивнул я. – Пусть остаются.

* * *

На почте, очевидно, были перебои. Мои подозрения, что нерадивые гонцы попросту решили свалить собственные потери и огрехи на здешнего Зверя-людоеда. Так или иначе, это лишь домыслы, которые возникли уже после обстоятельства, ознаменовавшего для меня лето 1765 года.

23 июня мы с Питером закончили операцию по удалению злокачественного образования в шее одного солдата. Первый час наш пациент держался мужественно, вероятно, насколько это вообще возможно, но ровно по истечении этого часа солдат, измученный и обезумевший от боли, взбесился. К сожалению, нам не хватило сил его удержать, и один из его порывов едва не стоил ему жизни. Солдат резко дернулся в сторону и напоролся на скальпель. Горячая кровь хлынула с таким напором, что даже седовласый доктор Янсен поразился, как он потом признался в дружеской беседе.

Вопреки всем скверным ожиданиям, солдат пережил и операцию, и этот внезапный инцидент, который едва не обескровил его подчистую. От боли он потерял сознание, и мы смогли спокойно закончить. Я умыл руки и лицо с куском едкого дегтярного мыла, которое за это время сделало мои руки грубыми и сухими. Крохотной раковины никак не хватало, чтобы нивелировать последствия случившегося инцидента.