– Понятно, – сказал он наконец. – Подозреваю, мне нужно поговорить с Хульдой – должно быть, именно она в этом году наслала на крестьян лень. И с Эостригом я должен потолковать, видно, это он забыл благословить посаженные семена. И Сольвильду тоже нужно призвать к ответу – она предала всех нас, наслав засушливое лето.
При этих словах Фрейдон громко расхохотался.
– Нет, нет, ты так ничего и не понял. Остальные тоже уединились в своих убежищах, как и я. Они не меньше меня устали от бесконечной череды молитв и жалоб, которые мы так долго слушали. Семена и дождь больше от нас не зависят. Что касается крестьян, то, если они поддались лени, им некого винить в этом, кроме самих себя.
Увидев, что Вирдит по-прежнему в замешательстве, Фрейдон вздохнул.
– Тирр, бог войны, веками не вмешивается в историю смертных, но войны все равно продолжаются. Есть завоеватели и есть побежденные, как и всегда, но теперь люди сами выбирают свой путь. Точно так же и Велос – он по-прежнему встречает души на мосту к Ферлорену, но давно уже не решает, кому до лжно умереть и когда. И все же смерть приходит ко всем смертным, несмотря ни на что. – Он пожал плечами. – Мы старые боги, Вирдит. Смертные привыкли жить без нас. Они могут взывать к нашим именам, оставлять нам подношения и шептать свои молитвы, но в конечном счете они сами решают свою судьбу.
Увидев, как эти слова опечалили Вирдита, Фрейдон нахмурился.
– Не отчаивайся, мой друг. Люди всегда будут страдать. Им до конца времен придется бороться с невзгодами и горем. Но им будет гораздо лучше без нашего надзора.
– Меня беспокоит не это. – Вирдит махнул рукой.
– Что же тогда? Расскажи, облегчи душу.
– Этого я сделать не могу. Видишь ли, мне вдруг стало ясно, почему именно мое имя проклинают, когда к добрым людям приходит несчастье, которого они не заслужили. Теперь мне понятно: я – единственный, кто искренне любит этих смертных. Но для них я всегда буду богом-обманщиком с колесом судьбы, которое несправедливо наказывает и не воздает по заслугам – и, боюсь, за это они никогда не ответят мне взаимностью.
Фрейдон положил руку Вирдиту на плечо.
– Ты – нечто большее, чем удача и судьба. Ты – историк этого мира. Хранитель давно забытых сказок и легенд. Если смертные не смогли полюбить тебя за твое колесо, они полюбят тебя за это. – Глаза Фрейдона заблестели. – Ибо в мире не найти ни одной живой души – даже среди богов, – которой была бы не по нраву хорошая история.