Проклятие

Ждала отрицательного ответа, но старушка закивала круглой головой:

– Да, обязательно раз в месяц бывало от Нади письмецо. Уж как мы все его ждали! Она и фотографии присылала, чаще твои, чем свои, Даночка.

Вот это номер! Конечно, я часто видела, как мать, заслонившись, как ширмой, открытым ноутом, строчит что-то ручкой на тетрадном листке или листе формата А4. Но она говорила, что у них в организации часть документации по старинке оформляется вручную, да я и не вдавалась особо. И точно знаю, что нам письма никогда не приходили.

– А вы ей отвечали?

– Ну а как же! – Она даже руками всплеснула от удивления. – Всем семейством писали: я, дед, Павлуша. Вот только адреса своего Надя не давала, писали до востребования, и не в городок этот – в сам Питер. А все старик мой виноват, язык его несдержанный. Обидел он твою маму крепко, вот и не доверяла она нам больше. Но мы и тому были рады, что совсем с нами связь не оборвала. Да что я на старика своего, в самом деле, сама хороша!

– Да чем вы могли маму обидеть, Неля Юрьевна! – воскликнула я.

Ответом мне был печальный взгляд.

– Даночка, уж если не можешь меня бабушкой звать, то хоть не выкай. Родные мы с тобой.

Я решила сразу прояснить ситуацию, с сожалением покачала головой:

– Это не совсем так. В смысле совсем не так. Я вам не родная. Мама удочерила меня в раннем детстве.

Старушка быстро-быстро заморгала, испуганно и беспомощно. На миг мне показалось, что сейчас рванет в прихожую, прихватит рюкзак с корзинкой и будет такова. И странно, хоть это здорово упрощало жизнь, мне вдруг стало грустно. Но гостья никуда не убежала. Произнесла с непонятным мне торжеством в голосе:

– Вот оно как, значит. Ошибся мой дурачина, зазря дочку осудил. А ведь Надя никогда ни полсловечком свою тайну нам так и не выдала. – Она задумчиво покачала головой, а потом вдруг погрозила мне коротким крепким пальцем: – А таких слов чтоб не слыхала я больше! Какая ты нам не родная, если Надя тебя вырастила, все свое доброе в тебя вложила? Ты нам внучка дорогая и любимая, только не обласканная по нашей с дедом вине. Но ничего…

Дальше она что-то забормотала себе под нос. Мне вдруг стало тепло и как-то влажно на душе. Я шагнула вперед, и мы крепко обнялись. Когда наше объятие распалось, нос бабушки опасно покраснел, видно, что она из последних сил сдерживала слезы. Чтобы сгладить неловкость, я повела ее смотреть мою комнату, потом кухню, под конец и мамину комнату. Но от нашего общего смущения экскурсия по квартире получилась скомканной. Я чувствовала, что бабушке всего интереснее смотреть на меня, то и дело ловила ее изучающий взгляд.

– Где ты меня на ночь устроишь? – спросила она деловито на новом витке нашего похода по квартире, едва не споткнувшись о собственный рюкзак.

Я слегка растерялась:

– Ну, вам, наверно, было бы удобнее в маминой комнате…

– Нам – это кому же?

– Ой, тебе!

– Ну вот, дело другое. А добрый молодец где ночевать планирует? – Она глянула на меня пытливо, но не осуждающе.

– Вот он и должен был в маминой вообще-то.

– Ну и на здоровье. А мне в гостиной лучше будет, рядом с портретом Наденькиным. Он, поди, жених твой?

– Да… Ой, нет, – спохватилась и покраснела я.

– Восемнадцать тебе уже?

– Нет, но через месяц будет.

– Это хорошо, есть еще время подумать. Хотя что я говорю, времени у тебя полно, сейчас замуж торопиться не в моде.

– Да, бабушка, он же просто одноклассник!

Слышал бы это Орлик!

– Понятное дело. Только, скажу тебе, влюблен он по самые уши. Так любит, что и сказать невозможно, – ошеломила меня своей проницательностью только что обретенная родственница. – Но и тот, другой, не меньше обожает, аж в лице изменился, когда ты его домой отослала. Так что не спеши, выбирай спокойно, никуда эти двое от тебя не денутся.

Я только вздохнула. И поинтересовалась:

– Откуда вы… ой, откуда ты, бабушка, догадалась про их чувства, умеешь мысли читать?

– Бог миловал, – отмахнулась та маленькой ручкой. – На что мне чужие мысли, если я жизнь прожила? Да и глаза тоже имею: красавицей ты выросла.

– Да ладно, – засмущалась я. – Давай я тебе полотенца выдам и халат, помоешься с дороги, а я пока диван застелю. Ты, наверно, с ног падаешь. Ляжешь, а я тебе чай и что-нибудь поесть на столике привезу.

Но бабушка аж обеими руками на меня замахала:

– Да с чего ж мне уставать, если сначала в поезде больше суток кулем лежала, потом метро с автобусом везли, и еще на стуле барыней два часа просидела? В постель мне еду подавать – не при смерти я еще! Вот вы с улицы пришли, вас накормить нужно. Нет уж, я на кухню.

Деловито подхватила свою корзину и исчезла с моих потрясенных глаз.

Я же рухнула в одно из кресел в гостиной, пытаясь собраться с мыслями и хоть немного восстановить силы, а заодно вспомнить, где хранится постельное белье и прочие мелочи, без которых не обойтись, когда в доме гости. Я так углубилась в эти заботы, что не слышала, как Орлик вернулся, беззвучно пересек комнату, сел на ковер у моих ног.

– Все нормально? – вялым голосом спросила я. – В смысле думаешь, Сашке ничего не угрожает? Все же лучше бы он был с нами.