Ее матушка – маленькая и хрупкая, если не сказать истощенная (когда мы с ней виделись в прошлый раз, она не произвела на меня такого болезненного впечатления), была одета в шерстяную юбку, длинную не по сезону (а ведь на дворе уже стояла весна), и простую белую блузку. Шею она обвязала платком с изображением ярко-красных птиц. Помнится, Дейзи как-то упоминала, что ее матушка любит малиновок, и больше о пристрастиях миссис Дьюитт я не знала ничего.
– Меня вызвали к директору в связи со всем этим… проклятием… – тихим голосом ответила она.
Дейзи бросила на меня испуганный взгляд.
– Миссис Дьюитт, – нерешительно начала я. Что предпринять, я не знала, но мне очень хотелось помочь Дейзи. – Директор в курсе всего происходящего. Вам не о чем беспокоиться.
Она одарила меня холодной, едва заметной улыбкой.
– В курсе всего происходящего, учитывая, что никто толком не понимает,
– Иди на урок, Дейзи, – мрачно велела миссис Дьюитт. – Когда закончу с делами, сама тебя найду.
Дейзи вновь подняла на меня глаза, но помочь ей я была не в силах.
Паркер: «Это ты только что вышла из главного здания с родителями и шефом Макги?»
Нэнси: «*краснеет* А ты зоркий!»
Паркер: «Все в порядке?»
Нэнси: «У меня – да».
Нэнси: «А вот у Мелани Форест – нет. Это девочка из нашей газеты».
Паркер: «Да-да, я ее знаю. И, конечно, слышал, что случилось».
Нэнси: «Такие новости быстро разносятся».
Паркер: «А чего от тебя хотел шеф полиции?»
Паркер: «Погоди, он что, думает, это как-то связано со шкафчиком Дейзи? И с вороном?»
Нэнси: «Тут трудно не заметить взаимосвязь. А еще кто-то разгромил редакцию».
Паркер: «Стоп, а вот об этом я впервые слышу».
Нэнси: «Выходит, именно мне выпала честь сообщить тебе грустную новость…»
Паркер: «Встретимся у школы в обеденный перерыв? Поговорим с глазу на глаз».
Нэнси: «Если в школе не устроят экстренное собрание, то с удовольствием».
Паркер: «Об этом мне тоже расскажешь».
Паркер: «Буду рад тебя увидеть. Несмотря на плохие новости».
Нэнси: «Взаимно. Скоро увидимся».
Глава четырнадцатая
Если обстановку в директорском кабинете можно было по праву назвать напряженной, то дома за ужином это напряжение только сгустилось до консистенции тумана, который стелется вдоль океанского побережья. Сперва мы в мучительном молчании ели салат – и в кухне было до того тихо, что в ушах у меня эхом отдавался хруст капусты, стоило только ей попасть кому-нибудь из нас на зуб. В конце концов я не выдержала и первой нарушила тишину.
– Послушайте, ну хватит уже, – взмолилась я. – Если хотите что-то сказать – вперед! А то это ваше «вежливое, сдержанное молчание, таящее под собою кипучую ярость» начинает действовать мне на нервы, если честно.
Папа глубоко вздохнул, покрепче сжав вилку и нож, и громко звякнул ими о край тарелки.
Тут к разговору с привычным проворством и изяществом присоединилась мама, успев перед этим положить свои приборы на стол и сделать глоток воды.
– Никакой кипучей ярости нет и в помине, золото мое, – сказала она. – А вот у тебя явно повышен уровень тревожности! У подростков такое бывает.
– Уровень тревожности? – вскинув бровь, переспросила я. – Позволь заметить, что это вы мне тут устроили бойкот! Как не встревожиться?
– Мы просто очень за тебя переживаем, – призналась мама. – Ты же знаешь, мы всегда поддерживали тебя в твоих детективных затеях – далеко не каждый родитель согласился бы на такое.
Справедливо.
– Но взгляни на ситуацию нашими глазами, солнышко. Тебе в редакцию поступило угрожающее послание, но ты почему-то ни слова нам об этом не сказала!