Проклятие

Дело было в 1942 году. Японцы уже разбомбили Перл-Харбор, и США вовсю готовились выслать на войну новобранцев. Пускай временами и впрямь кажется, что в Хорсшу-Бэе время застыло, в этот раз все было иначе.

Помимо прочих, повестку получил и Хьюго Дьюитт – он тогда всего год как выпустился из школы «Кин». Его возлюбленная, как и многие другие девушки в ту пору, поклялась, что дождется его.

Вот только для нее – как и для многих других невест по всей стране – это ожидание должно было стать бесконечным.

Пока остальные горожане праздновали Именины города, упиваясь беспечным восторгом, юные хорсшу-бэйцы отправились на войну, откуда им было уже не суждено вернуться. Через неделю их близкие получили печальные письма и горько пожалели, что восхваляли историю города, пока их сыны гибли за них на фронте.

Это была не первая трагедия, совпавшая с Именинами города. Не стала она и самой громкой, известной или жестокой.

Да и последней не стала.

О проклятии Именин в Хорсшу-Бэе говорить не принято. Но вовсе не секрет, что на дни этого беспечного праздника приходятся и самые страшные потери.

Почему же сейчас все должно сложиться иначе?

Нет уж, этому не бывать. Я вам клятвенно обещаю.

Глава семнадцатая

Моменты паники принято описывать фразами вроде «время остановилось». Я всегда думала, что это просто красивое старое клише, фигура речи, примерно как «вырыть себе могилу». Пожалуй, теоретически это и впрямь была она, а мои ощущения в те минуты можно объяснить не столько короткой галлюцинацией, сколько трещинами в метафизической ткани жизни, глубинным шоком, который испытало все мое существо, когда я узнала страшную, немыслимую новость.

Поначалу казалось, будто я сплю.

Только мой сон обернулся кошмаром.

Я видела, как шевелятся губы Лены, но не слышала ни слова. Казалось, из помещения выкачали весь воздух. Зрение сузилось до крошечных точек, будто я вдруг оказалась на самом дне глубокого заброшенного колодца. Наконец до меня все-таки начали доноситься слова – едва различимые, приглушенные, словно доносившиеся сквозь толщу воды. Записка… пропала… Слышать-то я их слышала, а вот понять никак не могла, не могла связать их воедино и вычленить хоть какой-то смысл.

Но я была не одна. Откуда-то шел мерзкий гнилостный запах.

Я вскинула руку и, нисколько не удивившись, нащупала на шее потрепанную веревку. Петля.

Да-да. Я стояла на самом дне странного душевного колодца, укутавшись в шерстяной свитер, а шею мою опутывала веревка.

Нэнси-в-трансе… Нэнси-в-мире-грез… Кем бы ни была эта девушка, случившееся и впрямь ее не удивляло.

Лена снова судорожно схватила меня за плечи – настолько крепко, что сумела вытащить меня из призрачного колодца в коридор нашей школы. Она стала меня трясти и кричать (теперь я уже отчетливо слышала голос):

– Нэнси! Ты меня слышишь? – Новая встряска. – Слышишь, что я говорю, Нэнси? Она пропала! Нэнси! – Голос Лены с каждым разом становился все выше, в нем начинала проступать хрипотца. – Ты меня слышишь?

Панические, почти истеричные нотки вернули меня к реальности. Колодец, темнота, петля – все пропало, остался только запах гнили и разложения. Я стояла в школьном коридоре, в этом больше не было никаких сомнений, а Дейзи…

– Пропала? – повторила я.

Голова закружилась, и меня повело в сторону. Я схватилась за Лену, чтобы не упасть.

– Это точно? – спросила я, постепенно приходя в себя.

Впрочем, этот вопрос не имел смысла. Лена была не из тех, кто поднимает панику без веской на то причины.

– Я нашла записку… у себя в рюкзаке… видимо, от похитителя… понятия не имею, когда она туда попала… как я могла не заметить? Ну как, Нэнси, скажи?

Пришел мой черед спасать подругу из бездны. Глаза у Лены увлажнились. А ведь она почти никогда не плакала – дни, когда я видела ее в слезах, можно было сосчитать по пальцам одной руки.