Проклятие Белого Лебедя

Это конец…Только сейчас, глядя на маленькое чудо под именем Леопольд Кенинг я понял, как люблю свою жену! И мне плевать на ее измену и что этот ребенок не от меня! Он носит мою фамилию, а значит маленький Лео — барон Кенинг! Точка!

1 июня 1917 года.

Первый день лета…Барыня любила эту пору. Поймал себя на мысли, что думаю о ней уже в прошедшем времени. Жена напоминает живой труп! Слезы наворачиваются на глаза, когда я вижу ее изможденное тело, некогда бывшее прекрасным. Я готов душу продать за то, чтобы она была снова здорова…

Палец обожгло накалившейся зажигалкой. Я отдернул руку в сторону, отчаянно дуя на нее. Зачитался, ничего не скажешь…Чем же таким больна была Барыня барона Кенинга? Неужто действительно туберкулезом?

Позади раздались звуки шагов и скрип входной двери. В залу заглянула Светка с невыспавшимимся глазами.

— Дворкин, ты вообще время видел?

Я бросил взгляд на наручные часы и тяжело выдохнул. Дневник оставил самое гадкое впечатление, словно я покопался в чьем-то грязном белье.

— Зачитался, прости…

— Ты смог разгадать тайну дневника Эльвиры Олеговны? — жена кивнула на открытый ежедневник, где таяли едва заметные буквы, присаживаясь на подлокотник кресла.

— Какая там тайна! — махнул я устало рукой. — Обычное молоко, каким писал Ленин в разливе. Иногда полезно мало-мальски знать свою историю…

— И что там? — жена, как и все женщины была любопытна.

— Там разгадка шаровского проклятия… — со вздохом пояснил я, уставившись в одну точку.

— В смысле? — не поняла Светка.

— В том смысле, что я теперь знаю, кто этот монстр, убивающий мирных жителей! Тут и правда замешана мистика…Красовская оказалась права!

— И кто же это?

— Барон Леопольд Кенинг…

— Он умер сто лет назад! Ты уверен, Саша? — нахмурилась Светка.

— Более чем…Это его дневник. Я прочитал лишь часть, но в ней скрыт ответ… — мне было грустно от осознания того, как нелегко сложилась судьба этого человека. Ведь не случись той роковой измены, то и барон не стал таким, какой он стал, да и многие жизни были сохранены в Шаровке, не было бы никакого проклятия белого лебедя. Не зря говорят, что причинами всех войн и несчастий являются женщины.

— Ты уверен? — повторила встревоженно Света.

— Смотри… — я открыл нужную страницу и щелкнул зажигалкой. Тусклое пламя нагрело клочок желтой бумаги, на котором медленно проявилась последняя прочитанная мною фраза барона Кенинга:

«Я готов душу продать за то, чтобы она была снова здорова…»

— Теперь поняла? — уточнил я, когда жена прочитала весь текст, ошарашенно моргая.

— То есть…

— Именно, Светуль! Я считаю, что Леопольд Кенинг все-таки исполнил свое намерение о проведении торгов…

— Тогда завтрашняя ловля на живца может быть смертельно опасной для Янки… — прошептала жена, инстинктивно схватившись за живот.

— Но и для нас всех, любимая…но и для нас всех…

Глава 20

Утро заглянуло в стрельчатые окна замка, лизнув по щеке ярко-желтым солнечным зайчиком. Я поморщился и рывком сел на кровати, потерев заспанные глаза. Посмотрел на наручные часы краем глаза. Половина девятого…Вот тебе и хронический недосып последних дней, связанный с этим проклятым расследованием. Обычно, я поднимаюсь не позже семи, а то и много раньше.

Постель рядом была пуста. Смятые простыни одиноко валялись на белоснежном покрывале. Балдахин был отдернут, дав возможность солнцу проникнуть внутрь, потому-то я и проснулся. Светы рядом не было. Машинально ладонью попробовал подушку. Холодная! Значит жена себе изменить не смогла и уже где-то внизу пьет кофе. Правильно…Нам предстоит сегодня очень и очень сложный день. Всем понадобятся силы!

Быстро натянул на себя валяющуюся рядом с кроватью одежду. После вчерашних посиделок над дневником барона Кенинга и после долгого разговора с женой, я еле донес ноги до постели. Сбросил одежду и тут же погрузился в объятия Морфея. На большее, увы, сил у меня не хватило.

Глухо стукнула дверь соседней комнаты. По коридору, тяжело ступая, прошелся Мишка. Значит уже все встали…Один я тут бесстыдно дрыхну, наслаждаясь последними спокойными часами, если не минутами.

— Миша! — позвал я сына, даже не надеясь, что он меня услышит. Увы, но по утрам, часов до десяти, хранитель Великой книги судеб практически вне зоны доступа, зевает, бродит по дому, как приведение, а нам со Светой кажется, что он просто спит с открытыми глазами. Они с тещей совы, в отличии от нас с женой — несчастных жаворонков.