Проклятие чёрного единорога

Днем Дэрей Сол имел долгий и очень непростой разговор с королем Рэйем Бранко Мудрым. При владыке, против обыкновения, присутствовала принцесса Гриерэ, но не было некоторых важных министров. Его Святейшеству пришлось многое рассказать, но еще больше выслушать. К его величайшему удивлению, Рэй Бранко отнюдь не был категоричен относительно чудовищного метода обвинений.

Выяснилось, что Его Величество знал гораздо больше, чем было написано в капитанских рапортах. Из секретных источников ему стало известно о преступлениях самих жрецов. Более того, уже были найдены некоторые доказательства их единомерзких деяний. Король потребовал, чтобы в первую очередь мстители занялись этой проблемой, а уже после обратили взоры на убийц, посмевших взять на себя роль карателей.

Не проявлял король и страха, несмотря на то что в его собственном дворце был убит сам министр безопасности. И грозно сверкали темные очи его прекрасной дочери, когда она повторила обвинения и заявила, что будет лично следить за ходом следствия. Дэрей Сол вдруг со всей отчетливостью увидел в этих глазах нечеловеческий огонь и еще многие и многие смерти, которые найдут от ее нежных рук преступники, а возможно, и некоторые невинные подданные Энсолорадо.

Наступивший вечер стал для Дэрея Сола не менее тяжелым и болезненным, нежели были утро и день. Всеобщая паника и праведный гнев простого народа ощущались теперь менее остро. Но страх, охвативший знатных горожан, был далек от того, чтобы рассеяться окончательно. Он словно бы затаился, ушел глубже.

Теперь одному Единому было ведомо, какие процессы зародил ужас в душах наиболее уполномоченных властью людей и чем он обернется. Сможет ли страх изгнать зачатки болезни или, напротив, положит начало новым недугам?

Тем временем именно эти люди – министры, дворяне, знаменитые деятели искусства, главы ремесленных и торговых гильдий, ученые и военные – все в темных одеждах стекались сейчас к ступеням главного храма Единого. Дэрей Сол задумчиво наблюдал за ними из окна рабочего кабинета.

Сам он был одет в повседневное облачение священнослужителя: белый балахон, подпоясанный широким поясом с вышитыми на нем сакральными письменами, белую же мантию со знаком солнца на спине и на груди и золотой венец в форме обруча с семью остроконечными зубцами-лучами.

По чину ему траурная одежда не полагалась, ибо даже в самый страшный день солнце обязано восходить на небосвод, чтобы нести животворящий свет всем нуждающимся и рассеивать даже самые жуткие тени.

Городской жары, как и народных волнений, что захлестнули столицу, она не ощутила. Тенистая лисья тропа, подсказанная ей Донас’еном, в мгновение ока привела девушку в королевскую дубовую рощу. На Первой ступени Самториса, расположенной на самой вершине горы, было гораздо свежее, чем даже в лесу.

В ветвях молодых дубков щебетали птицы и резвились бурундуки. Вдоль узких дорожек, отделанных радужным сланцем, журчали ручьи. Травы и цветы, в отличие от городских парков, росли здесь привольно и свободно. Каких только трав и цветов здесь не было! Их аромат словно наполнял сердце благодатью.

Удостоверившись, что никто ее не заметит, Джиа осторожно сошла с тропы. Она извлекла из поясной сумочки серебряное зеркальце в оправе из золотистого черепашьего панциря и с пристрастием изучила отражение в нем. Девушка оправила выбившийся из прически локон у лба и улыбнулась, любуясь розовой жемчужиной на шее.

Хотя в платье угольно-черного цвета наемница и ощущала себя естественнее, но все же этот оттенок придавал ее коже болезненную бледность, и потому ей пришлось чуть больше подрумянить щеки. Розовые щеки, алые губы, взгляд из-под опущенных ресниц – ее новая маска так хорошо сочеталась с чистым сиянием жемчуга.

Ах, если бы можно было вот так же просто запудрить и подрумянить страшные воспоминания, сделать их чуть более красивыми, забыть обо всех этих банках с младенцами и уродливых кружевах на обрубленных конечностях.

Широкое горлышко сферической колбы было накрепко запечатано. Жидкость в ней имела неприятный мутновато-желтый оттенок. И еще более неприятного вида создание покоилось в этой колбе, словно в мертвой материнской утробе.

Покрытый пылью стеклянный сосуд совершенно не сочетался с пышным убранством королевских покоев Ее Высочества. Но Ее Высочество это ничуть не смущало. Долгое время принцесса Гриерэ не отрывала глаз от находки, размышляя и вспоминая минувший день.

Башня с найденным в ней ключом от подвалов, таивших неописуемые ужасы. Затем – массовые убийства, зеленоглазая незнакомка с обвинениями и вестью о ее настоящей матери; как много всего и сразу навалилось за такой короткий срок!

«…Преступления против Закона жизни, против Единого и всех живых существ», – повторила про себя принцесса Гриерэ слова той, что назвалась Леилэ.

Чем ниже к горизонту подбиралось солнце, тем холоднее и рассудочнее становился ее гнев и тем серьезнее девушка задумывалась над тем, насколько уместен будет ее ночной облик – облик не тела, но души – в мире, где царит подобная жестокость?