От пещеры до заветного побережья рукой подать, полдня пути для молодого, здорового, полного сил ледяного тролля. В три раза больше для обессилевшего, смертельно уставшего, с подведенным от голода животом, несчастного. Умбарк пройдя сотню метров останавливался, чтобы отдохнуть и перевести дух. Отощавший, со свалявшейся грязно-серой шерстью, с потухшими от безысходности глазами, он мало чем напоминал себя прежнего. Вообще ничем, если бы не стальной огонек то и дело зажигающийся в глазах, заставляющий вновь и вновь подниматься на ноги, и, сгибаясь под напором пришедшего с океана пронизывающего влажного ветра, упрямо идти вперед. У него снова появилась цель, и он был обязан идти к ней, чего бы это ему ни стоило. И ничто, ни голод, ни противная слабость в ногах, заставляющая подолгу отдыхать, не остановят его на пути к цели.
И лишь когда вокруг стало слишком темно, и дальнейшее движение стало связано с риском свернуть себе шею, Умбарк подумал о ночлеге. Еловых веток для того, чтобы поужинать, и выстлать ими спальное ложе, вокруг было в избытке, как и здоровенных сугробов нанесенных у подножия елей и сосен, в которых можно было устроить временное пристанище на ночь. Толстая и теплая шкура ледяного тролля позволяла легко выдержать такое испытание, которое для другого, менее приспособленного к морозам существа, могло закончиться смертью.
Первым делом Умбарк перекусил опостылевшими, горькими и отвратными на вкус, но позволяющими выжить еловыми ветками, а затем, наломав их огромную охапку, направился к ближайшему большому сугробу, которому надлежало стать его ложем.
Умбарк устал, ему хотелось спать. Он был слаб после болезни под названием запой. Случившаяся вслед за этим голодная пора совсем не способствовала его выздоровлению, и не прибавляла сил. Умбарк валился с ног от усталости, когда, устилая промерзшую землю еловыми ветками, нащупал под снегом твердый, похожий на камень, комок. Но это был не камень, Умбарк понял это сразу, едва его рука нащупала необычный предмет. Это было нечто иное, Умбарк знал это почти наверняка, и поэтому, с занывшим от радостного предвкушения сердцем, принялся откапывать свою находку.
Он оказался прав в своих безумных предположениях. Извлеченный из снежного плена предмет не был камнем, это было нечто иное, заставившее тролля издать радостный вопль. Замерзшая тушка огромного тетерева покоилась на дне здоровенного сугроба, по невероятно счастливому стечению обстоятельств не найденная хищниками, рыскающими по лесу в поисках добычи с подведенными от голода животами. И уже вгрызшись зубами в жесткое и неподатливое мясо, Умбарк предположил, чему он обязан такому невероятному везению. Все случилось довольно давно, когда он находился в алкогольной отключке, даже не подозревая о том, что на дворе на смену благодатной и обильной осени пришла суровая и безжалостная ко всему живому зима. И пока он, в очередной раз упившись до бесчувствия спал в пещере, снаружи бушевала снежная буря, и царил лютый холод. Настолько сильный, что смог убить на лету такую здоровую и сильную птицу, как тетерев, для которого, как и для Умбарка, ночевка в снегу была обычным делом. Стужа убила птицу, а буря занесла ее снегом, насыпав над телом огромный сугроб, укрывший ее от алчных, голодных глаз. На дне сугроба и упокоился тетерев с миром, а царящая в природе зима позволила его телу оставаться нетленным для того, чтобы спасти жизнь Умбарку.
Пробуждение утром следующего дня не было для Умбарка столь унылым, как множество их случившихся прежде. И все благодаря тому, что впервые за много дней он был по-настоящему сыт. Его желудок был набит мясом, а не опостылевшими еловыми ветками, что лишь притупляли голод, не давая желанного удовлетворения. Половина тушки птицы ждала тролля на завтрак, радуя глаз, и придавая сил. Умбарк не торопился, спешить ему было некуда. Погода на улице была на загляденье. Дующий весь день кряду мокрый влажный ветер с океана стих, и больше не доставлял Умбарку мучительных неудобств. Морозец хоть и пощипывал слегка уши и нос тролля, но делал это скорее играючи, а не свирепо и неистово, как накануне. В такую благодатную пору не грех было и отдохнуть лишний часок, тем более, что его можно было посвятить такому волнительному занятию, как приготовление на костре обворожительно вкусного мясного блюда. После обильной трапезы нет ничего лучше, чем поваляться часок-другой рядом с костром, подбрасывая в огонь ветку за веткой, подставляя бока живительному теплу.