Проклятие двух Мадонн

Он позвонил, а трубку не подымали… и еще раз набрал номер. И еще один… и как раз когда длинные гудки в телефоне сменились раздраженным голосом, дом выпустил еще одного участника ночной прогулки.

– К вам еще двое направляются, – опасаясь быть услышанным, Левушка старался говорить тихо, одними губами.

– Понял. Можешь за ними? Но так, чтобы не услышали?

– Постараюсь.

Отключившись, Левушка поднялся. Больно, и ноги почти не чувствуются, но если потихоньку… и по тропинке, скрываясь в вычерченных лунным светом тенях. А ведь мечта, давняя, про расследование и погони, почти исполнилась. Левушка прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Нет, ну кто бы мог подумать, что исполняющиеся мечты связаны с мышечными судорогами?

Игорь

Черная ночь продолжением черного дня, Игорь уже устал считать дни и ночи, различия искать… нету различий. И сна нету, может, оттого, что совесть мучит? Все как-то сразу и безоговорочно поверили в Васькину виновность, и он, Игорь Бехтерин, тоже поверил, и адвокату звонил только для того, чтобы мать успокоить. Сомнения появились только теперь, будто ожили, выползли вместе с ночью.

Васька… Васька бездельник. Собиратель сплетен, мастер игры на чужих нервах. Но вот убийца? Еще наркотики? Не вяжется. Чересчур серьезно для него, чересчур большая ответственность, а ответственности Василий всегда избегал.

Посоветоваться бы… но с кем? Александра, единственный человек, которому он может доверять, спит. Игорь несколько раз заходил днем, несколько обеспокоенный ее исчезновением, а потом и этим не совсем понятным дневным сном, но она выглядела вполне нормальной, дышала спокойно, пульс тоже был в норме, и Бехтерин оставил ее в покое. Спит – и пусть себе спит, а ему вот, наоборот, не спится.

Бессонница привела его в кабинет, коньяк в ящике стола, привычная компания Мадонн, в которых сегодня не осталось ни капли божественного… Мертвая роза, живое сердце, лукавые взгляды и нечто смутное, замершее на границе между сознанием и бессознательным.

– Ваше здоровье, – Игорь поднял бокал. Дед иногда так делал, говорил, что не хватает достойной компании, Бехтерину это казалось еще одним подтверждением ненормальной одержимости. И вот теперь, выходит, сам.

Мадонны наблюдали молча, и именно благодаря тишине Игорю удалось услышать легкое поскрипывание половиц. Шаги. Приглушенный хлопок закрывающейся двери и снова прежняя вязкая тишина.

Он пошел следом, и пол снова заскрипел под ногами, уже немного громче, словно желая подчеркнуть тяжесть и неуклюжесть идущего. Перед дверью Игорь остановился: открыть сейчас? Выйти из дома? А если тот, другой, еще снаружи? Чувство, поселившееся где-то в области затылка, не было страхом, скорее осторожностью, взведенной в абсолют, натянутыми струнами нервов, адреналиновым драйвом сердечного ритма и шепотом арфы – близостью чужой тайны.

А может, нет никакой тайны, кому-то не спалось… вышел покурить… подышать свежим воздухом… подумать о чем-то своем. В любом случае караулить под дверью по меньшей мере глупо. Ручка послушно идет вниз, а за порогом пустота. Ночь на удивление прозрачная, хрупко-лиловая и звездная. Игорь заметил скорее движение, чем того, кто двигался, в зыбкой темноте все казалось ирреальным, размытым, удаленно-недоступным. Силуэт являлся частью этого нового пространства, и Игорю на мгновение почудилось, что ничего такого – ни шагов, ни хлопка двери, ни движения на самом деле не было, просто… фантазия.

Он шел следом за этой фантазией, за дом, мимо пруда с его клочковатым, напоенным сыростью туманом, по узкой тропинке в глубь леса, пытаясь не отстать, не потеряться, но и не выдать себя.

Туманная вуаль висела над болотом, стыдливо укрывая собравшихся, голоса и те, казалось, тонули в седоватой мгле. Подойти бы ближе, но как, если впереди – открытое пространство, местами украшенное болезненно-тонкими березками, за такими не спрячешься… а есть ли смысл в том, чтобы прятаться? Инстинкт требовал быть благоразумным, разум соглашался, но любопытство, приправленное пониманием, что вот она – разгадка, совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, толкало вперед.

Игорь почти уже решился переступить черту, отделяющую спасительную черноту болота от влажно-серой туманной вуали, когда совсем рядом раздался тихий шепот:

– Что ж вам, Игорь Батькович, по ночам-то не спится? Сидите уж, коли пришли. Как мышь сидите… свидетелем будете.

Александра

У Татьяны пустые глаза, совершенно пустые, в них нет даже безумия, и от этого становится по-настоящему страшно. Убьет, не задумываясь, без сожалений и последующих угрызений совести… какая совесть, когда деньги на кону. Или я была не права, дело отнюдь не в деньгах?

– Марта была сукой, жадной и завистливой, как Машка моя, как Любаша, как все вокруг. Делают вид, будто хорошие, а на самом деле уроды моральные. – Голос отстраненно-спокойный, лишенный и тени эмоций. – И я уродка… болотное чучело, хорошая девочка, обреченная существовать по чужим правилам. Никогда не умела воевать, за свободу, за права… и Ольгушка тоже. Мы ведь подруги с ней, правда?

– Правда.