Проклятие двух Мадонн

Настасье очень нравились Лизонькины похвалы, а еще сладкие пряники или вот варенье малиновое. Хотя, конечно, варенье ей давали редко, видать оттого, что оно норовило сбежать с серебряной ложечки и чередою капель испачкать Настасьину одежду. А платья у нее красивые, Дмитрий привозит, одно Лизоньке, второе ей, и всегда разные. Правда, Дмитрия Настасья не любила, тот порой по ночам приходил, вещи говорил непонятные или даже трогать пытался…

Нет, ну до чего день сегодня хороший, солнышко по небу катится-катится, и можно глядеть из окна, как растут, тянутся вслед за ним длинные тени…

– Чаю попьем? – У Лизоньки глаза точь-в-точь спелая вишня… нарисовать бы, а не получается, но когда-нибудь Настасья непременно нарисует портрет, совсем как тот, что в гостиной висит. И второй тоже. На обоих ведь Лизонька, но только волосы разные, а остальное то же самое, но скажи кому – смеются… Настасья уже привыкла, что над нею смеются, особенно дети… весело хохочут, аж заливаются порой, а Лизонька с чего-то начинает сердиться, кричит или говорит непонятное.

Но Настасья уже привыкла, что и Лизонька, и Дмитрий разговаривать разговаривают, а о чем – не ясно. Слушаешь их, слушаешь… лучше бы похвалили, ей ведь нравится, когда хвалят.

Пить чай вкусно, особенно если обнять чашку руками и долго-долго дуть, вытесняя легкий пар, потом аккуратненько, чтобы не пролить на платье, отхлебнуть первый глоток, горячий и сладкий, зажмуриться… хорошо.

А Лизонька ушла, наверное, снова в комнате Дмитрия закроются… а зачем? Настасье стало любопытно и, скоренько допив чай, она пошла следом. Так и есть, заперлись, но если рядышком с дверью сесть, все-все слышно. Хоть и непонятно.

– Я не могу больше… пощади… – у Лизоньки голос белый, точно снежок первый. – За что мне такое? Каждый день видеть… тяжело.

– Тяжело? – Дмитрий колючий-колючий и серый весь. Страшно, но Настасья слушала, скучно ведь, если не слушать. – Каждому да воздастся по делам его, так ведь сказано, верно? Убить – одно, а вот жить бок о бок с тем, кого убил, не каждый сможет.

– Десять лет прошло! Она живая ведь… и я не виновата, не виновата, что маменька… удумала. Я тебя любила, я хотела с тобою быть…

На гардине желтый круг. Солнечный зайчик, сколько ни лови – выпрыгнет, выскочит из ладоней, теплом лизнув напоследок… а разговор продолжается, Лизонька плачет, наверное, ей больно… Настасье, когда палец поранила, тоже больно было, и плакала, а нянюшка леденец дала, красного петушка на палочке.

– Ты со мной. Жена ведь.