С час или около того мы следили за Марафоном по радио. Дождь все-таки был слишком сильным, чтобы можно было оставаться на обочине улицы, а потому мы устроились в гостиной и стали смотреть по телевизору футбол, одновременно поедая гигантский завтрак, который Кэрол Уилбер приготовила «для пьянчуг» перед тем, как в четыре утра отправиться на Марафон, чтобы участвовать в женском забеге (она закончила с впечатляющим результатом — три часа пятьдесят минут). Где-то перед восемью часами нам позвонил Кардонг и сказал, чтобы мы снова вышли на обочину и были готовы на ходу забраться в радиофургон, который теперь шел по направлению к финишу.
Дункан Макдональд, парень из местных, дважды победитель предыдущих соревнований, возглавил гонку где-то в районе пятнадцатой мили и теперь ушел так далеко вперед, что мог бы проиграть только в том случае, если бы упал — что было маловероятно, несмотря на его репутацию отщепенца и его здоровое пренебрежение традиционными системами тренировки. Даже будучи пьяным, он оставался бегуном мирового класса и крепким орешком для тех, кто захотел бы его догнать, если уж он ушел вперед.
Рядом с Макдональдом не было ни души, когда он пересек отметку двадцать четыре мили напротив дома Уилбера, и мы проехали последние две мили до финишной черты на заднем борту радиофургона буквально в десяти ярдах впереди него… Когда же он, окруженный полицейскими на мотоциклах, летел вниз по длинному холму от подножия Алмазной Головы, он был подобен легендарному Секретариату, чемпиону дерби в Черчилль Даунс, и ростом казался не менее десяти футов.
— О Боже! — восхищенно прошептал Скиннер. — Только посмотрите, как бежит этот недоносок!
Даже Ральф проникся моментом.
— Он прекрасен, — сказал он. — Этот парень — настоящий атлет.
Истинная правда. Это было все равно что смотреть, как Мэджик Джонсон уходит в быстрый прорыв к чужому кольцу или как Уолтер Пейтон, резко сменив направление бега, отрывается от защитника. Более элегантной вещи, чем Гонщик, летящий на полной скорости к финишу, и представить нельзя. И в первый раз за эту неделю до меня дошел смысл бизнеса, связанного с Марафоном. Чтобы кто-то или что-то могло догнать Дункана Макдональда — об этом и речи не шло. А он тем не менее совсем даже и не запыхался.
Некоторое время мы торчали возле финишной черты, наблюдая за тем, как один за другим прибывали Гонщики, затем вновь отправились к дому Уилбера поглазеть на Бегунов. Они тащились мимо нас скорее мертвые, чем живые, все утро и весь день. Последние из финишировавших закончили дистанцию сразу после шести, как раз вовремя, чтобы насладиться закатом солнца и жидкими аплодисментами от кучки рикш, которые все еще болтались в парке возле финиша.
Марафонский бег, как и гольф, — игра не для победителей, а для игроков. Именно поэтому «Уилсон» учреждает гольф-клубы, а «Найк» продает беговую обувь. Восьмидесятые годы были не лучшим периодом для развития тех видов спорта, в которых главным действующим лицом является победитель. Исключение составляют, может быть, высшие формы профессионального спорта, такие как Суперкубок или чемпионат мира по боксу среди тяжеловесов. Все остальные должны были привыкнуть к этой мысли или сойти с ума от ощущения проигрыша. Некоторые могли бы с этим поспорить, но совсем не многие. Идея победы через поражение уже приживается, и множество людей признают, что в этой идее есть смысл. Марафон Гонолулу — прекрасная иллюстрация этой Новой Этики. Главная награда в этих состязаниях — это серая майка с надписью «Участник финиша», которую получает каждый из четырех тысяч, пробежавший всю дистанцию. В этом суть состязаний, и проигрывают в них только те, кто покидает маршрут до финишной черты.
Для победителя же не было специальной майки, хотя он финишировал настолько раньше всех прочих, что только горстка участников смогла увидеться с ним, когда все уже давно закончилось… и ни один из соперников Макдональда не подобрался к нему достаточно близко на этих последних перед финишем двух милях, чтобы увидеть, что это такое на самом деле — бег чемпиона.
Остальные пять или шесть, а может быть, семь-восемь тысяч записавшихся на Марафон бегут, преследуя какие-то свои собственные цели… и именно это нам так необходимо понять… Почему бегут Марафон все эти недоумки? С какой стати они так жестоко наказывают сами себя, не имея ни малейшей надежды на приз? Какой идиотский инстинкт заставляет эти восемь тысяч предположительно умных людей встать в четыре часа утра и, рискуя, что от напряжения у них взорвутся яйца, нестись с огромной скоростью через улицы Вайкики, участвуя в двадцатишестимильной гонке, слабую надежду выиграть которую имеет только полудюжина из этой оравы?