С каждым днем Ральф становился все более озабоченным этой стороной нашего положения, и с каждым днем наше положение становилось все более отчаянным. Он мог безгранично полагаться на примитивное устройство своей валлийской психики, завещанной ему его предками, но он не был вполне уверен в способности своей жены и своей юной дочери пережить шок такого масштаба.
— Сколько дней подобного кошмара может выдержать ребенок восьми лет? — спросил он как-то, когда мы с ним сидели над пинтой горячего джина в его кухне. — Я уже вижу всякие знаки. Она замкнулась в себе, грызет куски шпагата и по ночам беседует с тараканами.
— А психушки нам на что? — пытался я его приободрить. — Если твои соседи станут говорить тебе, что их детки позаканчивали Оксфорд с Кембриджем, ты сможешь похвастаться, что твоя дочка — в Бедламе.
Ральф напрягся, но потом его отпустило, и он засмеялся:
— Точно! Я же смогу навещать ее в уик-энд, а потом приглашу соседей на ее выпускной бал.
Мы и сами были уже на полпути к безумию. Все наши отчаянные попытки улететь с Большого Острова ни к чему не привели. Мы не смогли найти места даже на рейс назад в Гонолулу, не то что куда-нибудь еще… А наше Желание Улететь было вполне