Пока Капитан Стив был за бортом, проснулся Аккерман, и я рассказал ему все.
— Чокнутый ублюдок! — пробормотал Аккерман, хватаясь за нож, который держал в ножнах, пристегнутых к ноге.
— Врубайте двигатель. Сразу приплывет! — прорычал он.
Он начал было перерезать якорный линь, но затем бросил это дело и отошел.
— Нельзя, — сказал он. — Как только мы запустим двигатель, он услышит шум и пулей вылетит из воды. И тогда наверняка его свалит кессонка.
Наконец Капитан Стив поднялся со дна и просигналил мне, чтобы я поднимал якорь. Двадцатью минутами позже мы уже выходили из полосы прибоя и двигались на север со скоростью, необходимой для троллинга. Капитан едва стоял на ногах, когда мы втянули его на катер. Он уронил акваланг на ногу Аккерману и раздробил ему большой палец, залив всю палубу кровью. Аккерман сожрал очередную порцию драмамина и впал в глубокий ступор. Мы поместили его ногу в пакет со льдом, и Аккерман, как труп, вытянулся на подушках в тени мостика.
Я встал за штурвал, а Капитан Стив принялся налаживать консоли для удочек.
— Ты совсем спятил? — заорал я ему со своего возвышения. — Брось к черту эти удочки. Иди спать!
— Черта с два! — заорал он в ответ. — Это
Напряжение долгой ночи, которую мы провели у Южного Мыса, начало сказываться на нем. Веки его распухли, и глаза выглядели как два тухлых яйца; всю ночь он так яростно кусал свои губы, что теперь едва был способен говорить. Когда Капитан попытался подняться на мостик, руки его соскользнули с перил лестницы, и он грохнулся навзничь на палубу, прямо в лужу грязи, перемешанной с кровью.
Смотреть на это было невыносимо. Со своего места на мостике я взирал на главную палубу катера и видел его капитана и первого помощника в состоянии полной прострации. Один был похож на мертвого — с вывалившимся языком и закатившимися глазами; второй барахтался на палубе, как рыба, у которой перебит позвоночник.
Месиво растерзанной человечины там, внизу, напоминало груз, который привез в Кону царь Кам в одном из своих боевых каноэ после того, как оно попало в засаду на Мауи. Мы стали жертвами того же дурацкого высокомерия, которое погубило цвет гавайского воинства во времена Великих Войн. Мы вышли в море, грезя о завоеваниях, но не там, где надо, не тогда, когда надо, и вероятно, не так, как надо. И вот теперь мы, хромая, тащились домой, с палубой, покрытой кровью, и с нервами, превращенными в слизь. Все, на что мы могли теперь надеяться, так это на то, что беды отступили, что на берегу нас ждут верные друзья и красивые женщины. Ступив на причал, мы отправимся зализывать раны и отдыхать.
Бросить штурвал я не мог — катер принялся бы описывать круги и намотал бы на винт длинные лески, которые тянулись за кормой. Чтобы держать приманки достаточно близко к поверхности, я должен был поддерживать скорость в тысячу семьсот пятьдесят оборотов в минуту и идти по прямой. Любое отклонение от курса или от заданной скорости могло закончиться плачевно. Если мы загубим винт и посадим двигатель, нам придется вызывать по радио спасателей и не менее восьми часов болтаться в волнах, ожидая судно, которое оттащит нас в порт.
Этого нельзя допустить. Команда была в таком состоянии, что еще один день и одну ночь в море ей не вынести. Я нацелил нос катера ближе в сторону береговой линии и прибавил газку. Если прямая линия есть кратчайшее расстояние между двумя точками, рассудил я, то прямая линия станет гораздо короче, если пройти ее на скорости.
Я все еще поздравлял себя с научным открытием в сфере математики, когда размышления мои прервал вопль, раздавшийся на палубе. Глянув вниз, я увидел на корме Капитана Стива, который, стоя на коленях, яростно тыкал пальцем в пространство позади катера, где его аккуратно насаженные приманки практически летели по воздуху, прыгая на волнах, как летучие рыбы.
— Притормози! — орал Капитан. — Ты с ума сошел?
Сошел с ума? Я едва не запустил в его башку бутылкой пива. Курс, который он установил, увел бы нас далеко в море, через место кормежки марлинов, но мы дали бы такой крюк, что потеряли бы не меньше двух или трех часов. Несмотря ни на что, Капитан Стив был одержим идеей поймать рыбу. В его опухших глазах я видел огонь, который, вероятно, терзал когда-то капитана Ахава, гонявшегося за Моби Диком.
— Плюнь на все! — крикнул я. — Игры закончились. Пора домой!
Страдание, которое было написано на лице Капитана, убедило меня — спорить с ним бесполезно. В его башке не было даже места мысли, что можно вернуться домой, в порт, без рыбы. Я чувствовал, что он в любой момент может выпрыгнуть за борт с ножом в зубах, если заметит крупную рыбину.