Кот смотрит на нее. Кот всегда знал. Но ничего не говорил ей, чтобы произошло все, что должно произойти. Кот старый, шкура покрыта пятнами и язвами. Глаза, и черный и белый, видят ее одинаково хорошо.
Агнесса переступает черту, встает на поваленный старый котел. Опираясь на покрытую шелушащейся краской стену, поднявшись на цыпочки, ставит банку на подоконник возле кота, так чтобы она могла упасть в любую сторону. Теперь дело за котом. Он должен сделать то, чего делать не хочет, – выбрать ту сторону или другую. Решить, многим ли он обязан ее бабушке.
Из кухни доносится восклицание. Ведьмино внимание подобно молнии. Дичь пробудилась. Агнесса спрыгивает на землю. Останавливается и смотрит назад.
Кот зевает, изогнутый влажный язычок похож на узкий листок в лунном свете. Банка блестит, и капли на рододендроне тоже. Все это части одной и той же магии.
Голос бабки дробью рассыпает заклятия по коридору. Для них у Агнессы есть кое-что на кончиках пальцев, и на губах – нечто, способное оглушать и душить. Он отлично знает, что такое удушение.
Кот наблюдает. Шаги в коридоре. Но коридор, как и любая комната в этом доме, загроможден барахлом. По нему нужно просачиваться, протискиваться, раздвигая награбленное. Горящие листья и волосы пылают и вопят на передней веранде. Ведьмин страх воняет мочой, как костер, который мальчишки залили мочой. Страх проникает сквозь стены, как ветер. Агнесса что-то шепчет ему. Кот сидит, будто каменный, и наблюдает.
Едва бабка оказывается возле двери и начинает возиться с замком, кошачья лапка, лениво выпростанная из-под груди, сбрасывает банку с подоконника.
Вода и растительность доходят Агнессе до колен. Она перебрасывает свое тело над чертой, встает снаружи кольца. Черная, пронизанная лунным блеском вода бурлит стеблями, – растущими, покрывающимися листвой, расцветающими, – вода хлещет вверх, трепещущим сверкающим цилиндром, огражденным добрым пеплом, доброй землей. Высоко над головой шипит, омывает, гремит листвой.
Ползком и вприпрыжку Агнесса огибает созданную ею стену, пробираясь к дорожке, за спиной у нее тенистое дерево, надежный друг. Усталость мчится к ней, оседлав волну удивления. Где-то внутри старуха напрягается и произносит заклинания, но они искривляются, ломаются, ее руки и ноги застревают между стеблей, волшебная вода проникает в горло, наполняет легкие.
Лодка, река, луна луна луна. Перепрыгивает через лунную воду, прыгает сквозь нее, когда он в тысячный с чем-то раз поворачивает лодку. Обнимает его, но в ее руке нож, нож с куском луны. Вместе с ним, пойманным в ловушку, раскачивается в такт гребкам, чтобы он смог ее прогнать. Шепчет ему на ухо:
Дом умолкает. Стражи гаснут. Вода оседает. Адова поросль, стебли заклятия, увядают, сохнут и умирают. Исчезают запахи природы, реки, рододендронов. Лунные нити, звездные нити опускаются вниз. Дом весь склизкий от магии, буквально заболочен колдовством. A потом она вдруг высыхает. Голый проволочный конус стоит на веранде, огонек зажигалки внутри ясен и дружелюбен посреди пепла сгоревших листьев и волос. Дверь приоткрыта, подперта стопкой телефонных справочников. И больше ничего – котел не кипит, не вспыхивают злые искры. Штабеля хлама, мертвая тишина.
Агнесса, опустошенная и обессиленная, сидит на краю веранды. Ждет, пытается понять, что делать дальше. И надо ли вообще что-то делать.
Рот раскрывается, произносит безмолвное «мяу». Шорох шерсти по шершавой коре. Молодой полосатый кот отходит от притолоки, идет по тропе, останавливается понюхать мокрый пепел, смотрит на нее черными здоровыми глазами.
Кот подходит к ней, садится, аккуратно оборачивает хвостом задние лапы.
И они ждут остальных, тех, кто придет от рододендрона и от реки. Тех, кого нужно встретить на дорожке, освещенной луной. Тех, кто вместе, рука об руку, пойдет вверх по склону, к дому… Рука об руку.
Замок Пробуждающийся[58]