Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя

Демон Аваддон не покинул место битвы. Бесплотным духом носился он над волнами, кощунственной пародией над Духом Святым в первый день творения. Помогал, как мог, лучшим из воинов обеих сторон.

Не всё ли равно, кто накормит демона зрелищем гибели?

Сейчас он глядит на врага глазами турецкого арбалетчика, выцеливающего очередную жертву. Последнюю — болтов в запасе больше нет.

Звенит толстая металлическая тетива, летит стрела в богато одетого человека на галере под венецианским флагом. Плохо летит. Аваддон видит, что арбалетчик промахнулся.

Воздух по воле демона пружинит, болт меняет путь. И короткая арбалетная стрела входит в лоб венецианца, точно под испанский шлем.

Так погиб командующий левым флангом флота Священной лиги Агостино Барбариго, погиб, уже торжествуя победу.

А на правом фланге адмирал Андреа Дориа на бригантине объезжал корабли, уже вышедшие из боя. Кто-то ещё добивал последние турецкие галеры, ещё грохотали выстрелы, падали убитые и раненые. Здесь же уже улыбались, растерянно и торжествующе.

Многим на этом свете уже не улыбнуться. Адмиралу, к примеру, сказали, что уцелела только одна мальтийская галера из шести. Рыцарей же...

Дориа посмотрел на растянувшихся по палубе в редкую линию воинов, опалённых многочасовым сражением. Две дюжины, не больше. И магистра своего они так и не нашли, ни живого, ни мёртвого.

Но на галере, принадлежавшей магистру, продолжал хлопать по ветру флаг с красным орденским крестом. Даже мёртвые, рыцари не покорились.

   — Это он не дал Улут-Али угнать галеру.

Адмирал наклонился к носилкам, на которых лежал испанский офицер, лишившийся левой руки. Бледный, потный, он метался в жару, никого не замечая вокруг.

   — Как звать героя?

   — Мигель де Сервантес Сааведра, синьор!

   — Я расскажу о нём дону Хуану, — пообещал Дориа.

Человек в красном был худ и невысок. Птичий профиль ясно выделялся на фоне большого окна, позолоченного по-летнему ярким солнцем.

Но человек был уверен, что его слабый голос способен заставить Вселенную задрожать.

Его секретарь обмакнул перо в чернильницу.

   — Мы не так богаты, чтобы разбрасываться деньгами, — заговорил человек. — Но есть статьи расходов, где экономия неуместна. Мне жаловались из Святой Инквизиции... Позор!

Секретарь усердно вырисовывал буквы на памятном листе, даже не поднимая головы.

   — Идёт страшная морская битва, — неожиданно услышал секретарь изменившийся почти до неузнаваемости голос хозяина. — Я вижу горящие корабли, погибающих людей. Вижу падающие в воду зелёные знамёна с серебряными полумесяцами. Вижу, как побеждают люди с крестами на груди!

Буквы падают на бумагу. Секретарь с невольным испугом смотрит на своего господина.

Что это? Внезапно проявившаяся душевная болезнь? Или дар прозрения, дарованный Господом?

Через несколько дней вести о битве при Лепанто придут в Рим.

И по Европе полетят восхищенные слухи о папе Пие V, способном волей Божьей увидеть происходящее за сотни миль.

Маленьком худом человеке с птичьим профилем.

Из письма Андрея Молчана господину Михаэлю Колману:

«...подтверждаются слухи о крупном сражении в Коринфском проливе, у города Лепанто. Милостью Господа нашего христианское войско одержало блестящую победу, и, хотя последователи Лютера традиционно скептически относятся к деяниям Великого Понтифика, следует признать битву ярким олицетворением воли и силы Божьей...

...Осмелюсь высказать свои сомнения о перспективности Ваших планов расширения торговли в Адриатическом и Эгейском морях. Здесь, в Венеции, уверены, что османы непременно захотят нанести ответный удар, так что на воде в ближайшие годы станет опаснее, чем ранее. Говорят о возможных десантах сынов Измаила на итальянском или испанском побережье. Говорят и о том, что султан готов всех своих янычар бросить на войну со Священной лигой.

Схизматики, которых немало в городе святого Марка, празднуют победу под Лепанто, словно сами её выиграли. Они утверждают, что Господь таким образом отвёл беду от их родины, варварской Московии, не позволив османским войскам прийти на помощь крымскому ханству. Подобная самонадеянность не может вызывать ничего, кроме презрительного, злого смеха...

...осмелюсь передать приветы и выражение своего почтения Вашей дочери, прекрасной и целомудренной Маргите...»

* * *

   — Написано в указанный день в месте нахождения камер заключения Святой службы...

Высокий человек в светлой рясе перестал диктовать, устало откинулся на жёсткую спинку массивного кресла.

   — День ли уже на площади? Или снова ночь? — спросил он, не открывая натруженных глаз.

   — Вечер, святой отец! Уже сутки, как вы не прекращаете своих трудов.