Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя

   — Я родом из Нолы, монсиньор! Но посвящение действительно получил в Неаполитанском королевстве; точнее — в монастыре Святого Варфоломея, в Кампанье. Однажды я сказал одному послушнику, читавшему историю семи радостей в стихах: какую пользу может принести ему эта книга, и пусть выбросит её и займётся лучше чтением какой-нибудь иной книги, например житий святых отцов. И, по повелению прокуратора ордена, магистра Систо да Лука, был препровождён в Венецию, на расследование Святой службы. Признанный невиновным, остался в городе святого Марка, служителем Совета Десяти, благо был проверен и чист.

   — Я читал протоколы допросов, проведённых прошлым инквизитором...

Слабым движением пальцев Габриэле Салюцци показал на сложенные перед ним листы, прошитые грубой толстой нитью. Через полуопущенные ресницы инквизитор внимательно смотрел за реакцией Бруно на свои слова.

Отец Джордано вздрогнул; побледнел несколько, если об этом можно было уверенно судить при неверном свете факелов, вставленных в настенные кольца. Естественное поведение, оценил Салюцци. Нужно быть глупцом, чтобы так быстро забыть подвалы инквизиции. Или камеры под свинцовыми крышами, раскаляющимися на солнце настолько, что узники, снесённые вниз, в пыточные, готовы были признать что угодно. Даже пойти на костёр, лишь бы только не возвращаться в построенную на земле преисподнюю.

   — Меня заинтересовали ваши мысли, высказанные в беседе с отцом-инквизитором...

Джордано Бруно спокойно смотрел на Салюцци. Так смотрят те, кому нечего скрывать, или великие обманщики.

   — Осмелюсь спросить, монсиньор?

   — Называйте меня, как и принято, — брат Габриэле. Я слушаю вас, брат Джордано.

   — Понятно, что до гробовой доски не забуду, что и как говорил в этих стенах... брат Габриэле. С отцом Винченце я беседовал о делах святой инквизиции. Смиренно могу предположить, что мои разглагольствования по поводу вашей работы вряд ли могли заинтересовать через столько месяцев. Человек, говорящий о незнакомом предмете...

Инквизитор утвердительно кивнул.

   — Тогда остаётся второе. Мы много говорили о книгах и содержащихся в них знаниях. Их полезности и опасности. О необходимости накапливать информацию и не позволять, чтобы она попадала в руки непосвящённых... Вас это заинтересовало, отец Габриэле?

Отец, не брат. Джордано Бруно тщательно отслеживал каждое сказанное им слово и не мог просто оговориться. Он не самонадеян и не тщеславен. Он намекнул, что понимает своё место.

   — Ты прав, сын мой!

Получи шаг навстречу, ноланец Бруно. И — руку помощи для продолжения разговора.

   — Раньше тебя приводили сюда для допроса, как предполагаемого преступника. Сейчас — как возможного помощника и сотрудника. Я получил из монастыря Святого Варфоломея список книг, что ты заказывал в скриптории. Магия, ереси, так называемые гуманисты... Что влечёт тебя в богомерзком знании, ноланец?

   — Не влечёт, святой отец, но отвращает. И призывает к борьбе. Воин не стыдится, когда идёт на битву со щитом, не так ли? Нельзя бороться с колдунами, не зная о колдовстве. Не получится разоблачить еретика, если не разбираешься в ереси лучше, чем он сам.

   — Но щит могут сорвать с руки воина и этим же щитом ударить бывшего хозяина по голове.

   — Вы правы, святой отец! Поэтому я говорил здесь раньше, что за каждой книгой, за каждой запечатлённой в буквах идеей может скрываться бес или его господин, да сохранит нас Господь от подобного! На пути к совершенству — множество ловушек...

   — Каких же, к примеру?

   — К примеру?

На раздумья Джордано потратил немного времени.

   — Вы позволите, святой отец?

Молодой монах подошёл к столу инквизитора, пододвинул к себе небольшой листок, приготовленный для заметок по ходу допроса.

   — Вот, взгляните, — проговорил Бруно, быстро рисуя линии на бумаге.

Пятиугольник, из каждой грани которого прорастает треугольник. Звезда Соломона.

   — Банальная figurae Amoris, не так ли? Схема Любви, фигура, плодотворная для любой науки, для созерцания и умственной практики. Переменчивая и бесконечная, как созданный Богом мир. Вот — мы ограничиваем его, пытаемся запереть...

Бруно обвёл звезду окружностью.

   — Вот — мечемся в поисках выхода.

Концы лучей звезды перо соединяет отрезками. Инквизитор увидел ещё один пятиугольник.

   — Вот — прорвались!

Один за другим порождённые пятиугольником лучи новой звезды проткнули окружность, потянулись к краю листа.

   — Так можно рисовать до бесконечности, поскольку мир Божий неисчерпаем: новая окружность, новые лучи... Пока всё благочестиво, не так ли?

Инквизитор с интересом посмотрел на Джордано Бруно, кивнул, уже не в первый раз за сегодня.

Звезда-круг-звезда...

   — Ничего не видите странного? Это вас Господь спасает, синьор! Давайте всмотримся вместе. Вот звезда Соломона, что я нарисовал первой: два луча внизу, как ноги человека, плотно стоящие на земле; ещё два луча, раскинувшиеся в стороны, подобно рукам. И гордо вскинутая к небесам голова.

   — Интересно.

   — А уж дальше-то как интересно будет... Мы с вами превратили звезду в пятиугольник, а тот — в новую звезду. Что переменилось?