Проклятие Клеопатры

— Убью тебя, гадина, — набросилась на нее Вероника, красивая блондинка с зелеными глазами, как-то поздно вечером, когда Зоя вышла из клуба и ждала такси. Осенний ветер насквозь пронизывал ее разгоряченное, уставшее тело. Вероника появилась из-за угла, где поджидала ее.

— Что вам всем от меня надо? Я точно так же, как и вы, работаю. Все ваши мужики мне глубоко безразличны.

— Врешь! Я знаю, что Ренат, ты знаешь, о ком я говорю, назначил тебе свидание!

— Может, и назначил, да только я не согласилась. Повторяю: меня ваши мужики интересуют исключительно с финансовой стороны.

— Он предложил тебе содержание?

Зеленые глаза Вероники при свете фонаря казались прозрачными, холодными, как изумруды, черные зрачки буравили Зою ненавистью.

— Я здесь ненадолго, — сказала Зоя, кутаясь в шарф. — У меня ипотека. Как расплачусь, так сразу и уйду.

— Ты врешь. Ты все врешь.

И тут Зоя почувствовала опасность, она вдруг поняла, что Вероника может ее ударить и надо что-то делать. Она уже замахнулась на нее, как Зоя, поймав ее руку, сказала ей, глядя в ее глаза своим уже затуманенным взглядом:

— Запомни сама и скажи всем остальным: попробуйте поднять на меня руку или сделать что-нибудь против меня, вылетите отсюда, как пробки. И не факт, что целые и невредимые. Сломанный нос — это самое малое, о чем я смогу попросить своих друзей. Или вы думаете, что я оказалась здесь случайно? И у меня нет покровителя?

Такси мягко притормозило рядом, знакомый таксист приветственно кивнул Зое. Она отпустила руку Вероники.

— Ты все поняла?

— У тебя кто-то есть?

— Петр Аркадьевич Захаров.

Вероника отпрянула от нее. На самом деле ее звали Саша Ковалева, и в Москву она приехала два года тому назад из Оренбурга. Красивая, гибкая, с прекрасным телом, она полгода проработала моделью в агентстве среднего пошиба, потом, рассорившись с хозяйкой (увела у нее любовника), уволилась и два месяца училась на курсах шестовой акробатики, после чего и пришла в «Золотую нимфу».

— Захаров? Откуда ты его знаешь?

Зоя молча села в такси. Она и сама не могла понять, зачем она это сделала, зачем приплела сюда Захарова. Быть может, потому, что его имя было у всех на слуху? Конечно, она рисковала, ведь могло случиться такое, что в клубе он не появлялся, да и вообще, Вероника могла его не знать. Оказывается, знает. Или же не знает, но сделала вид, что знает. Испугалась, предположив, что Захаров — авторитет и с ним лучше не связываться. Или же вообще проверяла Зою, может, девушки поручили ей узнать, кто стоит за Зоей?

От Вероники пахло алкоголем. Может, она была влюблена в Рената, одного из клиентов, который ей что-то пообещал, может, они встречались за пределами клуба, и вдруг на ее глазах он, появившись в клубе, заказывает приватный танец не с Вероникой, а с Зоей.

Ренат, красивый молодой татарин, страстный и одновременно сдержанный. Лишнего не говорит, только комплименты. И на свидание он ее не приглашал, Вероника это придумала.

Уже дома, в душе, Зоя, наслаждаясь теплой водой и ароматами шампуня, размышляла о том, какой странной жизнью она живет. Всю жизнь мечтала быть танцовщицей и радовать людей красотой танца, а сама показывает под музыку все части своего тела, вызывая в мужчинах желание, обманывая их надежды, дразня их. И получает за этот обман деньги.

Быть может, она бы и не задумывалась над этим и спокойно работала, добывая деньги на беременность и роды, на квартиру и все необходимое, если бы сама в ту ночь, когда они с Шорохоффым сбежали из арт-галереи, не испытала сильнейшее желание. Она вдруг почувствовала, как мозг ее отключается и вместо него в голове закипает какая-то сладкая лава, сжигающая разум и распаляющая тело. Причем желание было направлено именно на Шорохоффа, мужчину, которого вряд ли кто мог назвать сексуальным. Ни прекрасного молодого тела, ни накачанных мышц, ничего такого, что должно нравиться девушкам.

Шорохофф был, конечно, не стар, и тело его было молодым и здоровым. Он был худощав, белые руки его были покрыты шелковистыми черными волосами, ноги — тоже. Но даже если бы его кожа была разрисована разными красками и покрыта чешуей, она все равно бы желала его. И объяснить это чувство к нему Зоя не могла.

Да, она боготворила его как писателя, ей всегда казалось, что ей хватило бы счастья просто находиться рядом с ним, сидеть, скажем, с ним на одном диване и разговаривать, философствовать, размышлять о жизни, расспрашивать о его романах, жизни, рассказывать о себе (хотя и рассказывать-то особо было не о чем), но почему же тогда, оказавшись в одной с ним компании в галерее и почувствовав лишь легкое прикосновение его руки на своей, Зоя потеряла разум? Почему Захаров, очень приятный мужчина, который проявлял к ней внимание и был увлечен ею, как она полагала, не вызывал у нее вообще никаких чувств? Разве что покуражиться над ним, поиграть в кошки-мышки. А вот с Шорохоффым захотелось сесть в самолет и улететь на острова, где провести с ним всю оставшуюся жизнь. Откуда вдруг такое облако счастья, куда она провалилась с головой, как в сугроб?

А как он был нежен…