Проклятие королей

В палатке темно. На улице царит ночь, но сражение, начавшееся еще утром, пока не закончилось. У нас есть потери, но благодаря новым разработкам темных они гораздо меньше, чем можно было бы ожидать. Противник почти разбит. Мятежники бегут с поля боя, но уйти им я не позволю. Победа – это лишь вопрос времени.

Я отворачиваюсь от расстеленной на столе карты и с интересом смотрю на взмыленного парня:

– Что за артефакт?

– Маги еще проверяют, но предварительно сообщили, что шкатулка, в которой он находится, очень похожа на те, что уже давно ищут жрецы.

– Частица бога?

– Сир! Срочный вызов по амулету связи! Отец настоятель просит у вас аудиенции! – доносится откуда-то еще один голос, и в палатку врывается второй адъютант.

Я думаю. Недолго, но очень напряженно оцениваю полученную информацию:

– Где сейчас находится шкатулка?

– У командира части, сумевшей захватить Кельниградский холм!

– Кто-то из жрецов есть рядом?

– Никак нет, сир!

Я снова думаю:

– Шкатулку доставить сюда. Вызовите ко мне мастера Норра и мастера Диллоса. Для них есть работа. И найди мне мастера-краснодеревщика. Любого, кто есть под рукой. Пусть изготовит точную копию шкатулки.

– А отец настоятель? Что ему передать? – осторожно спросил адъютант.

Я недобро улыбнулся:

– Я навещу его сразу по возвращении в столицу. К этому времени вторая шкатулка должна быть готова и выглядеть как настоящая…

Сопротивляться чужим воспоминаниям оказалось до отвращения тяжело. Они подавляли, оглушали, то и дело окунали в забытье. Большинство из них были абсолютно бессвязными. Некоторые обрывались прямо на середине. Какие-то незнакомые мне люди. Сплошная череда непонятных для меня событий. Плач, смех, крики боли, ярости и отчаяния… Но при этом их было так много, что я барахтался в них, как выпавший за борт моряк во время шторма. Отчаянно старался выплыть, но время от времени все равно погружался в холодную воду с головой, до последнего мига переживая все, что когда-то случилось не со мной.

Я видел сотни лиц, которые сменялись с ужасающей скоростью. Залитую кровью плаху. Смеющихся и развратно танцующих женщин. Угрюмых мужчин и плачущих детей, к которым не испытывал ни малейшего сострадания.

Я видел разоренные города. Зарево пожаров над дотла сожженными деревнями. Горы трупов, сплошным ковром устилающих огромное поле. И тучи воронья, безвозбранно пирующих посреди всеобщего горя.

Я видел также раззолоченные дворцы, которые по праву принадлежали мне и в которых меня почитали как бога. Слышал нескончаемые здравицы и неприкрытую фальшь в голосах тех, кто поднимал за меня кубки с отравленным вином.

Видел собственную смерть. Не раз и не два.

Помнил, каково это – стремительно покрываться потом и жадно хватать ртом воздух, тщетно пытаясь избавиться от накинутой на горло удавки. Захлебываться кровью от предательского удара в спину. Бессильно выл, стоя на коленях и глядя на растерзанные тела родных…

Я все это видел. Слышал. Переживал. Снова и снова, до тех пор, пока чья-то сильная рука не дернула меня за волосы, а смутно знакомый голос не гаркнул над самым ухом:

– Арт! Не смей! Не вздумай снова забыть меня, брат!

Брат…

Какое далекое, непонятное и странное слово. У меня разве были братья? А сестры? Была ли вообще семья? Ах да, всех их уже когда-то убили… Или же это были не мои родные? Но тогда чьи? И почему при мысли о них все равно становится больно?

– Арт! Борись, демон тебя забери! Это не твои воспоминания! Ты слышишь?! Не твои!