Впрочем, разбираться с обстановкой было некогда. Как только я осознал себя живым и относительно здоровым, даже неестественный и чуждый для темной стороны свет отошел на второй план. Просто потому, что шагах в десяти с обледенелой земли медленно поднимался мой названый брат, и по одному его виду я сразу понял: что-то не так.
Неуверенно распрямив паучьи ноги, Мэл встал и, пошатнувшись, не сразу нашел меня глазами. Он выглядел как никогда озадаченным, даже растерянным. Невидимость свою успел где-то потерять, как и остальную броню, поэтому выглядел точно так же, как в тот день, когда мы впервые встретились. Но когда наши взгляды пересеклись, у меня по спине пробежал холодок – лицо Мэла снова превратилось в бесстрастную маску. Человеческих глаз тоже не стало – вместо них на меня смотрели два мутных бельма, в которых не было ни капли узнавания. Агрессии служитель пока не проявлял, но уже по тому, как неловко он приподнял свои секиры и с каким выражением посмотрел на две пары своих рук, стало понятно, что «проклятие королей» его тоже зацепило. А значит, передо мной сейчас стоял не брат и не друг – я снова оказался один на один с вернувшимся к своим первоначальным функциям Палачом.
По-видимому, нашей главной ошибкой стало то, что мы осмелились прямо взглянуть на себя в «зеркало королей». Вполне вероятно, именно это активировало артефакт, заставив отдавать ему свои воспоминания и взамен забирая то, что в нем хранилось. Быть может, принцип его действия заключался в равноценном обмене: ты отдаешь, тебе возвращают. Но поскольку заимствованные воспоминания редко бывают упорядоченными и чересчур сильно врезаются в разум, от их присутствия и впрямь можно потерять себя. Исчезнуть как личность. Не удивлюсь, если окажется, что многие претенденты на трон сходили с ума, просто оказавшись вблизи от артефакта. Хотя, возможно, присутствие целителей помогало им оторваться от «зеркала» до того, как изменения личности становились необратимыми.
Со мной этот номер точно бы не прошел. Я бы эту магию попросту не заметил. Светлых все-таки проще вернуть обратно к свету. А темные если уж уходят окончательно во Тьму, то обратно, как правило, не возвращаются.
Я тяжело вздохнул и активировал одновременно и перстень, и поводок.
– Мэл? Эй, брат, ты меня помнишь?
На неподвижной физиономии Палача не дрогнул ни один мускул. Правда, и напасть он по-прежнему не пытался. Просто стоял, растерянно пощелкивая костяшками и все так же неуверенно поводя из стороны в сторону громадными секирами. Лишь когда по поводку к нему хлынули наши общие воспоминания, на лице служителя проступила болезненная гримаса. Он содрогнулся всем телом, его руки опустились. Кончики секир уперлись в твердую землю, из грозного оружия превратившись в обычные костыли. А затем Мэл грузно осел и, помотав головой, поднял на меня совсем другой взгляд:
– Арт?
Я с облегчением выдохнул и, подойдя, протянул ему руку:
– Вставай, брат. Мы еще не закончили работу.
Мэл снова тряхнул головой, словно отгоняя непрошеные воспоминания, после чего неприязненно повел плечами и с видимым усилием поднялся:
– Какая же омерзительная гадость – это ваше «зеркало королей»! Нормальные люди с него дуреют! А где эта дрянь, кстати?
Я поискал глазами по земле и кивнул в сторону мерцающего чуть поодаль осколка:
– Вон валяется.
– Это из-за него нас сюда забросило? – хмуро осведомился брат.
– Похоже на то. Мы совершенно определенно больше не во дворце. И даже, по-моему, не в «колодце».
– Что это за место?
– Да Фол его знает. Первый раз такое вижу.
Мы с братом непроизвольно сдвинулись, чтобы было кому прикрыть спину, и настороженно всмотрелись во Тьму.
Как ни странно, на этот раз я не смог разглядеть, что в ней творится, дальше чем на два десятка шагов. Вокруг нас по-прежнему смыкались непроницаемо черные стены, воздух был сухим и неестественно теплым, а льющийся прямо из земли свет и те странные штуки, что зависли над головой, создавали впечатление, что вокруг простирается какой-то промежуточный мир. Не то живой, не то мертвый.
Прислушавшись и не услышав во Тьме ни единого голоса, я присел и провел рукой по белесой земле.
Нет… это был не снег. И даже не иней. Собственно, это даже землей нельзя было назвать. Но в то же время мои пальцы касались не камня. Я по большому счету вообще не понял, к чему именно прикоснулся. Слежавшийся пепел? Прах? Спрессовавшаяся за века зола? Но почему она была белой?
Желая убедиться, что не ошибся, я ковырнул ногтем непонятную поверхность, но был вынужден признать, что во Тьме мне такого точно еще не встречалось. Как и вон те штуки, которые я поначалу принял за гигантские светильники.