Проклятие королей

Мы дожидаемся, когда весь двор проедет, все лорды со своими домашними, все епископы, даже Кромвель в скромном темном облачении, подбитом скрытым от глаз богатым мехом, а потом иностранные послы. Я вижу невысокого и изящного испанского посла, но накидываю капюшон своего подбитого мехом плаща, чтобы он меня не заметил. Я не хочу, чтобы он украдкой подавал мне знаки, сегодня не время для заговоров. Мы добились победы, которая нам была нужна; сегодня мы празднуем. Я жду со своими домашними, пока не пройдут последние солдаты, за которыми следуют лишь повозки с домашним скарбом, и говорю:

– Представление окончено, Гарри, Катерина, Уинифрид. Пора домой.

– Леди бабушка, а мы не можем подождать, пока охотники поведут собак? – умоляет Гарри.

– Нет, – решаю я. – Их уже провели, а все соколы сидят на насестах, за занавесями, чтобы не замерзли. Больше смотреть не на что, и уже слишком поздно.

– Но почему мы не можем пойти с придворными? – спрашивает Катерина. – Разве наше место не при дворе?

Я прижимаю ее ручку локтем к своему боку.

– На будущий год пойдем, – обещаю я. – Я уверена, король нас снова позовет, со всей семьей, и на будущий год Рождество мы будем праздновать при дворе.

В Сочельник я стою на коленях в часовне Л’Эрбера и жду, когда услышу сначала один, потом другой, а потом сотню колоколов, возвещающих полночь, и можно будет начать со всем размахом праздновать рождение Господа нашего.

Внезапно я слышу, как открывается входная дверь, потом она захлопывается, по часовне проносится порыв холодного воздуха, свечи мерцают, и неожиданно рядом со мной оказывается мой сын Монтегю – вот он кланяется алтарю, а потом опускается на колени, чтобы я его благословила.

– Сынок! Сын мой!

– Леди матушка, да будет благословен ваш праздник.

– Счастливого Рождества, Монтегю. Ты прямо с севера?

– Я ехал с самим Робертом Аском, – отвечает он.

– Он здесь? Паломники в Лондоне?

– Ему велено ехать ко двору. Он гость короля на Рождественском пиру. Ему оказана честь.

Я слышу слова Монтегю, но не могу им поверить.

– Король пригласил Роберта Аска, вождя паломников, ко двору на Рождество?

– Как верного подданного и советника.

Я протягиваю сыну руку.

– Предводитель паломников и король? Значит, мир. Значит, победа. Поверить не могу, что наши беды позади.

– Аминь, – отвечает он. – Да и кто бы поверил?

Л’Эрбер, Лондон, январь – февраль 1537 года

Монтегю отправляется ко двору на следующий день и берет с собой Гарри, который трусит в свите отца, очень торжественный и серьезный. Когда Монтегю возвращается после двенадцати дней Святок, он сразу идет в мои личные покои, рассказать о встрече короля с Паломником.

– Он говорил с королем невероятно искренне. Ты бы сочла, что это невозможно.

– Что он сказал?

Монтегю оглядывается, но со мной только внучки и пара дам, и к тому же времена, когда мы боялись шпионов, прошли.

– Он сказал Его Величеству в лицо, что пришел лишь открыть, что на сердце у простых людей и что они не потерпят Кромвеля в королевских советниках.

– Кромвель был там и все слышал?

– Да. В чем и была смелость Аска. Кромвель взбесился, он божился, что все северяне предатели, а король посмотрел на них обоих и положил Роберту Аску руку на плечи.

– Король предпочел Аска Кромвелю?

– При всех.

– Кромвель должен быть вне себя.

– Он напуган. Только подумай, что сталось с его хозяином Уолси! Если король от него отвернется, у него не останется друзей. Томас Говард хоть завтра готов повесить его на собственной виселице. Он измыслил законы, которые можно так повернуть, чтобы поймать любого. Если он сам попадется в свою сеть, никто из нас пальцем не шевельнет, чтобы его спасти.

– А король?

– Отдал Аску свой джеркин, из алого атласа. Подарил золотую цепь, снял с себя. Спросил, чего тот хочет. Господи, до чего отважен этот йоркширец! Преклонил колено, но поднял голову и говорил с королем без страха. Сказал, что Кромвель – тиран, что люди, которых он вышвырнул из монастырей, это добрые люди, которых жадность Кромвеля довела до нищеты, и что народ Англии не может жить без аббатств. Еще сказал, что церковь – сердце Англии, по ней нельзя ударить, не причинив вреда всем нам. Король его выслушал, до последнего слова, и потом сказал, что сделает его членом совета.

Я прерываю его и смотрю на сияющее лицо Гарри.

– Ты его видел? Ты все это слышал?

Он кивает:

– Он очень тихий, его сперва не замечаешь, а потом видишь, что он там самый главный. И на него так приятно смотреть, хотя он кривой. Тихий и улыбается. И еще он очень смелый.

Я поворачиваюсь к Монтегю:

– Как я понимаю, он очень обаятелен. Но ввести его в Тайный совет?