Проклятие королей

– А почему нет? Он йоркширский джентльмен, родня Сеймурам, он выше родом, чем Кромвель. Но, как бы то ни было, он отказался. Только подумай! Поклонился и сказал, что это не обязательно. Что он хочет, чтобы парламент был свободным и чтобы в совете заседали старые лорды, а не выскочки. И король ответил, что проведет свободное заседание парламента в Йорке, чтобы убедить всех в своей доброй воле, и королеву коронуют там же, и церковная конвокация соберется там, чтобы объявить о своих изысканиях.

В первое мгновение меня поражают эти перемены, потом уверенность Монтегю, и я осеняю себя крестом и склоняю голову.

– Все, о чем мы просили.

– Больше, – подтверждает мой сын. – Больше, чем мы мечтали просить, больше, чем ждали от короля.

– Насколько больше? – спрашиваю я.

Монтегю широко мне улыбается.

– Реджинальд ждет, когда его призовут. Он во Фландрии, в дне пути. Как только король за ним пошлет, он приедет и восстановит английскую церковь.

– Король за ним пошлет?

– Говорят, он назначит его кардиналом на время восстановления церкви.

Меня так поражает мысль, что Реджинальд вернется домой с почетом, чтобы все исправить, что я на мгновение закрываю глаза и благодарю Господа, который позволил мне прожить достаточно долго, чтобы все это увидеть.

– Как это вышло? – спрашиваю я Монтегю. – Почему король все это делает и так легко?

Монтегю кивает, он тоже об этом задумывался.

– Думаю, он наконец понял, что зашел слишком далеко. Думаю, Аск сказал ему, сколько у паломников людей и в чем их простые надежды. Аск сказал, что они любят короля, но винят Кромвеля, а король хочет, чтобы его любили, он этого больше всего хочет. В Аске он видит достойного человека, человека с убеждениями, который представляет достойных людей. Он видит доброго англичанина, который готов любить хорошего короля и следовать за ним, но невыносимые перемены довели его до восстания. Встретившись с Аском, он увидел еще один путь стать любимым, еще один способ повести себя по-королевски. Он может бросить им доброе имя Кромвеля, как подачку, может восстановить монастыри, он сам любит церковь, ему нравятся обычаи паломников. Он никогда не прекращал соблюдать литургию и ритуалы. А теперь он словно нашел новую роль в маске – король, который вернет благоденствие.

Монтегю на мгновение умолкает и ласково кладет руку на плечо сына.

– А может быть, леди матушка, все еще лучше. Может быть, я говорю резкости, а должен бы увидеть чудо, случившееся на моем веку. Может быть, королю воссиял свет, может быть, Господь наконец-то по-настоящему с ним заговорил и он по-настоящему переменился. Тогда хвала Господу, Он спас Англию.

Обычно я впадаю в меланхолию в холодные дни после празднования Рождества. Мысли о долгой зиме расстилаются передо мной, я не могу представить, что придет весна. Даже когда на крыше тает снег и в канавы бежит капель, я думаю не о том, что потеплело, а поплотнее кутаюсь в меха и знаю, что впереди еще долгие дни и недели, когда утра будут сырыми и серыми, пока погода не прояснится. Толстый лед тает, освобождая серую и недобрую реку, темные снеговые тучи бегут прочь, открывая холодный жесткий свет. Обычно в это время года я сворачиваюсь калачиком в доме и жалуюсь, если кто-нибудь оставит открытой дверь где-нибудь в доме. Я чувствую сквозняк, объясняю я. Чувствую его лодыжками, он холодит мне ноги.

Но в этом году я довольна, как избалованная кошка, мне покойно у огня, я смотрю, как дождь со снегом стучит в окно и мой внук Гарри рисует на запотевшем стекле. В этом году я представляю, как едет на север Роберт Аск, как его встречают в каждой гостинице, в каждом доме у дороги люди, ждущие новостей, и как он говорит, что король пришел в себя, что королеву коронуют в Йорке, что король обещал свободу парламенту, а аббатства восстановят на радость верующим.

Я представляю монахов, слоняющихся возле старых зданий, попрошайничающих там, где некогда служили; вот они окружают лошадь Аска и просят повторить, что он сказал, поклясться, что это правда. Я думаю, как они открывают двери часовен, опускаются на колени перед тем местом, где стоял алтарь, обещают, что начнут все заново, звонят в колокол, созывая к первой службе. Еще я думаю о Роберте, о том, как он показывает им золотую цепь и рассказывает, как король снял ее с собственной шеи, чтобы надеть Роберту на плечи, сказал, что это в знак милости, и предложил ему место в Тайном совете.

Но вскоре мы слышим странные вести. Некоторые паломники, получившие общее прощение, похоже, нарушили перемирие и снова взялись за оружие. Томас Говард арестовывает с полдюжины бунтовщиков и сообщает их имена Томасу Кромвелю – Томас Кромвель все еще на своем посту.