Проклятие королей

Я лежу на своей большой лондонской кровати, за задернутыми от осеннего холода занавесями, и тут начинают звонить колокола, торжествующий трезвон, начатый одним колоколом, подхватывает весь город. Я выбираюсь из кровати и накидываю халат, дверь в спальню открывается, и вбегает служанка. Она в таком волнении, что свеча в ее руке дрожит.

– Ваша Светлость! Новости из Хэмптон Корта! Королева родила мальчика! У королевы мальчик!

– Господь ее благослови и сохрани, – произношу я от всего сердца.

Никто не может желать Джейн Сеймур зла, она мягчайшая из женщин, и она хорошая мачеха для моей любимой принцессы.

– Что говорят, младенец сильный?

Девушка улыбается и молча пожимает плечами. Разумеется, по новому закону нельзя даже спросить, здоров ли королевский ребенок, ведь это подвергает сомнению состоятельность короля.

– Что ж, Господь благослови их обоих, – говорю я.

– Можно нам в город? – спрашивает служанка. – Мне и другим девушкам? На улицах танцуют, собираются жечь костры.

– Ступайте, только держитесь вместе, – говорю я. – И вернитесь на рассвете.

Она радостно мне улыбается.

– Подать вам одеться? – спрашивает она.

Я качаю головой. Кажется, уже очень, очень давно я бодрствовала всю ночь у королевской постели и ходила с новостями о младенце к королю.

– Я снова лягу, – говорю я. – А наутро мы помолимся о здоровье королевы и принца.

Из Хэмптон Корта постоянно приходят новости: младенец здоров и крепок, его окрестили Эдуардом, принцесса Мария держала его во время обряда. Если он выживет, то станет новым наследником Тюдоров, а ей не бывать королевой; но я знаю, – а кто может знать лучше меня, четырежды разделившей горе с королевой Катериной? – что здоровый младенец это еще не будущий король.

Потом мы узнаем, как я и боялась, что врачей королевы вызвали обратно в Хэмптон Корт. Но не к младенцу; больна сама королева. Похоже, в опасные дни после родов тень упала на мать. Я тут же спешу в часовню и молюсь за Джейн Сеймур; но она умирает ночью, всего через две недели после рождения сына.

Говорят, король раздавлен тем, что потерял мать своего ребенка и единственную женщину, которую по-настоящему любил. Говорят, он никогда снова не женится, что Джейн нет равных, она совершенна, единственная настоящая его жена. Я думаю, что в смерти она достигла совершенства, какого ни одна женщина при жизни не являла. Совершенство короля целиком вымышлено, теперь у него есть вымышленная совершенная жена.

– Он вообще кого-нибудь может любить? – спрашивает меня Джеффри. – Это тот самый король, который приказал судить за измену женщин, снимавших трупы своих мужей и хоронивших их, как должно. Он хоть представить себе может, что такое скорбь?

Я вспоминаю мальчика, на щеках которого год не было румянца, когда умерла его мать, но через месяц после смерти жены он ищет новую – испанскую или французскую принцессу. Монтегю, в полном трауре, приезжает ко мне в Л’Эрбер, стараясь не рассмеяться в голос, и рассказывает, что король попросил французских принцесс приехать в Кале, чтобы выбрать самую хорошенькую себе в невесты.

Французы глубоко оскорблены тем, что к дамам их королевской семьи относятся как к телкам в базарный день, и ни одна принцесса не жаждет стать четвертой женой женоубийцы; но Генрих не понимает, что он уже давно перестал быть привлекательным. Он не понимает, что он больше не самый красивый принц христианского мира, известный своей ученостью и благочестивой жизнью. Он стареет, ему минуло сорок шесть, он с каждым днем все толще, и он заклятый враг Папы Римского, главы церкви. И все же он не может понять, что его не любят, им не восхищаются, что он не в центре всеобщего внимания.

– Леди матушка, смерть королевы принесла одно изменение к лучшему. Ты не поверишь, но он восстанавливает приорат, – говорит Монтегю.

– Какой приорат? – спрашиваю я.

– Наш.

Я ничего не понимаю.

– Он возвращает нам Бишемский приорат?

– Да, – отвечает Монтегю. – Он позвал меня к себе в часовне. Я поднялся на королевскую галерею Хэмптон Корта, где он сидит выше всех в своей личной комнатке, откуда виден алтарь. Он читает и подписывает бумаги, пока священник внизу служит мессу. В кои-то веки он молился, а не работал. Он перекрестился, поцеловал четки и повернулся ко мне с любезной улыбкой. Сказал, что молился за душу Джейн, и спросил, не окажешь ли ты ему услугу, восстановив приорат как его пожертвование на помин ее души.

– Но он закрывает церкви по всей стране, ежедневно! Роберт Аск и остальные, сотни людей, отдали жизни, пытаясь спасти монастыри.

– Теперь он хочет один восстановить.

– Но он сказал, что чистилища не существует, зачем поминать душу?

– Видимо, для Джейн и для себя самого ему это нужно.

– Кромвель лично назначил ложного приора и закрыл наш приорат.

– Теперь все повернется вспять.

Сначала я просто поражаюсь, а потом понимаю, что мне дан величайший дар, какого может желать набожная женщина: приорат моей семьи возвращается ко мне.

– Это для нас большая честь.