Проклятие королей

– Поедешь со мной? – спрашивает он Монтегю.

– Нет, – твердо отвечает Монтегю. – Это пустяки. Здесь нечего страшиться. Лучше пусть один из нас пойдет к Кромвелю и скажет, что ничто здесь не стоит его внимания: ни в замке, ни в поместье. Скажи ему, что мистер Холланд отвозил Реджинальду сообщение о семейных новостях, несколько месяцев назад, а больше ничего. Но пойди сегодня и расскажи ему все. Он, скорее всего, уже все знает. Но если ты пойдешь и скажешь, то будешь выглядеть открытым.

– А ты не можешь пойти?

Джеффри так жалобно просит, что я поворачиваюсь к Монтегю и говорю:

– Сын, почему бы тебе не пойти с ним вместе? Ты свободнее можешь говорить с Томасом Кромвелем, чем Джеффри.

Монтегю, коротко рассмеявшись, качает головой.

– Вы не понимаете ход мыслей Кромвеля, – говорит он. – Если пойдем мы оба, будет ощущение, что мы встревожены. Иди, Джеффри, и расскажи ему все. Нам нечего скрывать, и он это знает. Но иди сегодня, чтобы рассказать все с нашей точки зрения, пока этот Тиндейл не добрался туда и не доложил своему хозяину.

– И возьми денег, – очень тихо добавляю я.

– Ты же знаешь, я без гроша! – раздраженно говорит Джеффри.

– Монтегю выдаст тебе из сокровищницы, – отвечаю я. – Передай Томасу Кромвелю подарок и мои добрые пожелания.

– Откуда я знаю, что ему подарить? – восклицает Джеффри. – Ему известно, что я в долгах.

– Он поймет, что это от меня, в знак нашей дружбы, – ровно отвечаю я.

Беру ключи и иду к нашей сокровищнице.

Дверь запирается на два замка. Джеффри останавливается на пороге и осматривается по сторонам со вздохом вожделения. Здесь полки потиров для часовни, ларцы с монетами, медь для дровосеков и поденщиков, серебро для выплат жалованья и запертые сундуки, привинченные к полу. Я вынимаю из деревянного футляра серебряную позолоченную чашу прекрасной работы.

– Вот это для него в самый раз.

– Позолоченная? – с сомнением спрашивает Джеффри. – Может быть, пошлешь что-то золотое?

Я улыбаюсь:

– Она броская, новая, и блеска в ней больше, чем сияния. Вылитый Кромвель. Отвези чашу ему.

Джеффри возвращается из Лондона, преисполненный гордости собственным умом. Он рассказывает мне, как говорил с Томасом Кромвелем, – «не так, словно меня что-то волнует, а по-мужски, легко, как говорят великие между собой», – и как Кромвель сразу понял, что это все сплетни завистливых деревенских жителей о тех, кто выше их. Джеффри сказал лорд-канцлеру, что мы, конечно, писали Реджинальду о семейных делах и что Хью Холланд отвозил наши письма, но мы не прекращали порицать Реджинальда за его чудовищное письмо королю и на самом деле умоляли его позаботиться о том, чтобы оно не было обнародовано, и он обещал нам, что запретит это.

– Я ему сказал, что это дурное богословие и написано оно дурно! – весело рассказывает мне Джеффри. – Напомнил, как ты писала Реджинальду и передавала письмо через самого Кромвеля.

Джеффри так удачно встречается с Томасом Кромвелем, что товары Хью Холланда, задержанные на пристани, возвращают хозяину, и всем троим – моему сыну, Холланду и хирургу – разрешают свободно перемещаться.

Мы с Джеффри едем в Бекингемшир вместе, чтобы сообщить добрые вести Монтегю – он у себя дома, в Бокмере. С нами полдюжины сопровождающих и мои внучки Катерина и Уинифрид, возвращающиеся в родной дом.

Мы подъезжаем к знакомым полям и деревьям в землях Монтегю, когда я вижу приближающийся к нам полощущийся королевский стяг во главе отряда стражи, скачущей во весь опор. Капитан моей стражи кричит:

– Стой! В сторону! – и мы уступаем дорогу людям короля, как и должно добрым подданным.

Их дюжина, они одеты для верховой езды, но на них кирасы, а при них мечи и копья. Всадник, едущий впереди, везет королевский стяг с тремя флорентийскими лилиями и тремя львами; он салютует им, чуть приспустив, когда видит, что мы их пропускаем. Едут они быстро, утомительной учебной рысью, а в середине кавалькады везут пленника, мужчину с непокрытой головой, в разорванном у плеча джеркине; на скуле у него темнеет синяк, руки связаны за спиной, ноги схвачены под брюхом лошади.

– Господи помилуй, – выдыхает Джеффри. – Это Хью Холланд, торговец зерном.

Круглое улыбающееся лицо лондонского купца бескровно бледно, он вцепился в подхвостник у себя за спиной, чтобы удержаться на быстро скачущей лошади, и его сильно побрасывает при каждом движении.

Мимо нас стража проезжает, не замедляя шага. Капитан бросает на нас быстрый подозрительный взгляд, словно думает, что мы могли ехать на помощь Хью Холланду. Я поднимаю руку, признавая его власть, и это привлекает внимание Хью Холланда. Он видит наш стяг и ливреи моих людей и кричит Джеффри:

– Не задерживайся нигде, ты последуешь за мной!

В лязге упряжи, в толкотне всадников, в спешке и пыли они проносятся мимо прежде, чем Джеффри находится с ответом. Он поворачивается ко мне, побледнев, и говорит:

– Но Кромвель ясно дал понять, что всем доволен. Мы объяснились.

– Возможно, дело совсем в другом, – отвечаю я, хотя и не думаю, что это возможно. – Поедем к Монтегю и спросим твоего брата.

Бокмер Хаус, Бекингемшир, лето 1538 года