– Да, подумай об этом! Твой титул будет выше моего. Ты будешь идти впереди меня.
– Правда?
– Да. А когда ты не будешь состоять при дворе, то станешь жить в одном из домов Его Светлости.
– Где? – спрашивает она.
Я смеюсь.
– Я не знаю, в каком. В любом из двенадцати его замков, надо полагать. Я хорошо тебя обеспечила, Урсула, исключительно хорошо. Ты станешь богатой молодой женщиной в день свадьбы, даже до смерти свекра, а когда его не станет, твой муж унаследует все.
Она колеблется.
– Но разве герцог еще состоит при короле? Я думала, Артур сказал, что теперь советы королю всегда дает папский легат, а не лорды.
– Герцог Бекингем появится при дворе, – заверяю ее я. – Ни один король не может править без поддержки знатных лордов, даже если Томас Уолси делает всю работу. Король это знает, и его отец это знал. Король никогда не поссорится со знатными лордами, так можно расколоть страну. У герцога такие обширные земли, и под его началом столько людей, верных ему, что никто не сможет править Англией без него. Конечно же, он поедет ко двору как один из величайших лордов в стране, и тебя будут всюду уважать, как его дочь и следующую герцогиню Бекингемскую.
Урсула неглупа. Она закроет глаза на ребячество своего молодого мужа ради богатств и положения, которые он может ей принести. И она понимает кое-что еще.
– Семейство Стаффордов происходит по прямой линии от Эдуарда III, – замечает она. – Они королевской крови.
– Не менее, чем мы, – соглашаюсь я.
– Если у меня будет сын, он будет Плантагенетом по обеим линиям, – отмечает она. – Королевской крови с обеих сторон.
Я пожимаю плечами.
– Ты из старой английской королевской семьи, – говорю я. – Этого ничто не изменит. Твой сын унаследует королевскую кровь. Этого не изменит ничто. Но на троне Тюдоры, королева ждет ребенка, и если у нее родится мальчик, он станет принцем Тюдоров – и этого тоже ничто не изменит.
Я не возражаю против того, чтобы улучшить свое положение возвышением дочери, которая однажды станет герцогиней, потому что впервые на мгновение начинаю сомневаться в своем собственном положении при дворе. С тех самых пор, как король взошел на престол, он только и делал, что отмечал меня милостью; возвышал меня, возвращал земли моей семьи, даровал мне величайшие титулы, следил, чтобы у меня при дворе были лучшие покои, доверял мне воспитание и образование принцессы. Он не мог бы сделать больше, чтобы показать всему миру, что я – обласканная милостью королевская родственница. Я – одна из богатейших землевладелиц в стране, я – точно богатейшая женщина, у меня единственной собственный титул, и мои земли принадлежат мне по собственному праву.
Но на меня пала какая-то тень, хотя я не понимаю почему. Король меньше улыбается, он не так рад нас видеть – меня и мою большую семью. Артур по-прежнему у него в любимцах, Монтегю все еще входит в ближний круг, но все старшие кузены – герцог Бекингем, Джордж Невилл, Эдвард Невилл – понемногу вытесняются из королевских личных покоев, чтобы присоединиться к менее желанным гостям в зале аудиенций.
Разъезжий двор, с которым король прожил год в изгнании, во время потливой горячки, стал его ближним кругом, кругом близких друзей одних с ним лет или моложе. У них даже есть особое название: они зовут себя «миньонами» – веселыми товарищами короля.
Мои кузены, особенно Эдвард Стаффорд, герцог Бекингем и Джордж Невилл, слишком стары и почтенны, чтобы валять дурака королю на потеху. Был случай, когда молодые люди поднялись по лестнице дворца на лошадях и принялись скакать по залу приемов, это считается лучшей забавой. Кто-то ставит кувшин с водой на дверь, и посол, пришедший с государственным визитом, промокает до нитки. Они берут кухню приступом, устроив небольшую атаку, захватывают обед и выдают его за выкуп придворным, чтобы те ели холодное, после того как жареное мясо перекидывали с копья на копье; никому, кроме самих молодых людей, это не кажется смешным. Они отправляются в Лондон и скачут по рынку, опрокидывая прилавки, ломая товары и портя еду, они напиваются до ступора и блюют в камины, они преследуют служанок при дворе, пока в молочной не остается ни одной честной девушки.
Разумеется, мои старшие родственники из этих забав исключены, но они говорят, что это куда серьезнее выпивки и резвящихся молодых людей. Пока Генрих буйствует с миньонами, все дела королевства вершит его улыбающийся помощник. Кардинал Уолси. Все дары и привилегии, все прибыльные должности проходят через мягкие теплые руки кардинала, и многие заваливаются в его вместительные красные рукава. Генрих не спешит приглашать обратно серьезных старых советников, которые станут задаваться вопросами относительно его увлечения другим красивым молодым королем – королем Франции; он не хочет слушать о все возрастающем безрассудстве и сумасбродстве своих друзей.
Поэтому я волнуюсь, что он воспринимает меня как одну из скучных стариков, и тревожусь, когда однажды он говорит мне, что считает ошибкой дарование мне некоторых поместий в Сомерсете – что они должны бы принадлежать короне.