Проклятие королей

– Я так не думаю, Ваша Светлость, – тут же отвечаю я.

Я смотрю на молодых людей и вижу, как мой сын Монтегю поднимает голову, чтобы послушать, как я возражаю королю.

– Сэр Уильям, кажется, тоже так думает, – тянет Генрих.

Сэр Уильям Комптон, мой бывший ухажер, дарит мне свою соблазнительную улыбку.

– Вообще-то это земли короны, – постановляет он; он у нас теперь знаток, надо понимать. – Все три принадлежат герцогству Сомерсета. А не вам.

Я не обращаю на него внимания и поворачиваюсь к королю.

– У меня есть бумаги, подтверждающие, что они принадлежат и всегда принадлежали моей семье. Ваша Светлость были добры и вернули их мне. У меня есть только то, что мое по праву.

– О, семья! – зевает сэр Уильям. – Господи, эта семья!

На мгновение я застываю, я не знаю, что говорить или думать. Что он хочет сказать этим замечанием? Он имеет в виду, что моя семья, английская семья Плантагенетов, не заслуживает величайшего уважения? Мой молодой кузен, Генри Куртене, поднимает брови, услышав это оскорбление, и смотрит на Уильяма Комптона, нашаривая рукой место, где должен висеть его меч, на пустом поясе.

– Ваша Светлость? – обращаюсь я к королю.

К моему облегчению, он делает знак, и сэр Уильям кланяется, улыбается и удаляется.

– Я прикажу управляющим разобраться, – просто говорит Генрих. – Но сэр Уильям совершенно уверен, что это мои земли и вам они достались по ошибке.

Я собираюсь сказать то, что было бы разумно, – «так давайте я верну их вам без промедления, сейчас же, мои они по праву или нет!» – так поступил бы хороший придворный. Все принадлежит королю, мы владеем состоянием, пока ему это доставляет удовольствие, и если я отдам ему все, стоит ему попросить, он может позже вернуть мне что-то еще.

Я готова отказаться от имущества по своей воле, когда замечаю быструю хитрую улыбку, с которой сэр Уильям отворачивается от моего сына Монтегю. Это отблеск триумфа человека, знающего, что он – безусловный фаворит, что ему позволены любые вольности, виновного во всевозможных неразумных поступках, триумфа над тем, кто моложе, устойчивее и куда лучше его. И я чувствую, как во мне поднимается упрямство, думая, что я не отдам наследство моего сына из-за того, что этот хлыщ думает, что оно не мое. Оно мое. Это земли моей семьи. Мне пришлось претерпевать нищету, лишившись их, мне было нелегко получить их обратно, и будь я проклята, если отдам их по воле такого, как Уильям Комптон, такому королю, как Генрих, который на моих глазах плясал по детской, отнимая игрушки у сестры и отказываясь делиться.

– Я попрошу своего мажордома, сэра Томаса Болейна, разобраться и известить сэра Уильяма, – холодно произношу я. – Но я уверена, что ошибки нет.

Я выхожу из личных покоев короля в сопровождении пары своих дам и направляюсь в покои королевы, когда меня нагоняет Артур. Он берет меня под руку, желая поговорить тихо, чтобы никто не подслушал.

– Леди матушка, просто отдайте ему земли, – коротко говорит он.

– Они мои!

– Все это знают. Не важно. Просто отдайте их ему. Он не любит, когда ему перечат, и не любит, когда надо работать. Он не захочет читать отчет, он не хочет ничего решать. А больше всего он не хочет ничего писать и подписывать.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к Артуру:

– Почему ты советуешь мне отдать наследство своего брата? Где бы мы были, если бы я не посвятила жизнь возвращению того, что наше по праву?

– Он король, и он привык, что все происходит, как он хочет, – коротко говорит Артур. – Он отдает Уолси приказ, иногда просто кивает – и все уже сделано. Но дядя Стаффорд, дядя Невилл – вы все с ним спорите. Вы ожидаете, что он будет действовать по правилам, в согласии с традициями. Вы ждете, что он станет объяснять любые перемены. Вы требуете от него отчета. Ему это не нравится. Он хочет быть необсуждаемой властью. Он в самом деле не терпит, когда ему противостоят.

– Это мои земли! – Я повысила голос и теперь оглядываюсь, а потом говорю тише: – Это земли моей семьи, которыми я владею по праву.

– Дядя герцог сказал бы, что мы и троном владеем по праву, – шипит Артур. – Но он никогда не скажет этого вслух при короле. Эти земли принадлежат нам, нам по праву принадлежит вся Англия. Но мы никогда этого не говорим, мы даже не намекаем на это. Отдай ему земли. Пусть видит, что мы считаем, будто у нас нет прав, что мы ни на что не посягаем, что мы просто его покорные подданные. Что мы рады принять лишь то, что он по своей воле нам даст.

– Он король Англии, – нетерпеливо говорю я. – С этим я не спорю. Но его отец трон захватил, и, как скажут некоторые, не без предательства на поле боя. Он держался за него изо всех сил. Он его не унаследовал, в его жилах не течет старая английская королевская кровь. И молодой Генрих – первый среди равных, он не выше нас, он не выше закона, не выше вызова. Мы называем его «Ваша Светлость», как называли бы любого герцога, как называем кузена Стаффорда. Он один из нас, которому оказана честь; но он не выше нас. Он не выше вызова. Его слово – не слово Божье. Он не Папа Римский.

Вестминстерский дворец, Лондон, ноябрь 1518 года