А. А. Лопухин, сын Алексея Лопухина, московского друга Лермонтова, рассказывал со слов отца, что «Лермонтов вообще, а в молодости в особенности постоянно искал новой деятельности и, как говорил, не мог остановиться на той, которая должна бы его поглотить всецело, и потому, часто меняя занятия, он, попадая на новое, всегда с полным увлечением предавался ему. И вот в один из таких периодов, когда он занимался исключительно математикой, он однажды до поздней ночи работал над разрешением какой-то задачи, которое ему не удавалось, и, утомленный, заснул над ней. Тогда ему приснился человек, изображенный на прилагаемом полотне, который помог ему разрешить задачу. Лермонтов проснулся, изложил разрешение на доске и под свежим впечатлением мелом и углем нарисовал портрет приснившегося ему человека на штукатурной стене его комнаты. На другой день отец мой пришел будить Лермонтова, увидел нарисованное, и Лермонтов рассказал ему, в чем дело. Лицо изображенное было настолько характерно, что отец хотел сохранить его и призвал мастера, который должен был сделать раму кругом нарисованного, а само изображение покрыть стеклом, но мастер оказался настолько неумелым, что при первом приступе штукатурка с рисунком развалилась. Отец был в отчаянии, но Лермонтов успокоил его, говоря: „Ничего, мне эта рожа так в голову врезалась, что я тебе намалюю ее на полотне“, – что и исполнил. Отец говорил, что сходство вышло поразительное. Этот портрет приснившегося человека с тех пор постоянно висел в кабинете отца…»
Приснившийся человек изображал герцога Лерму. В средневековой испанской одежде, с кружевным воротником, с испанской бородкой, с орденом Золотого руна. Лицо Мишель изобразил похожим на свое. Но увлечение Испанией держалось недолго, да и родословная привязка к Лерме была тоже натянутая. Отставив герцога, бежавшего, согласно одному из семейных преданий, от мавров в Шотландию, Мишель заинтересовался сведениями, полученными из бумаг, удостоверяющих его дворянство. Борьба Юрия Петровича с чиновниками наконец-то была завершена. К 1830 году, когда Мишелю нужно было переходить из пансиона в университет, бумаги были готовы.
В документе, выписанном Юрию Петровичу, говорилось, что он дворянин и что его род внесен в родословную книгу тульского дворянства. Документ был получен большими усилиями и только при помощи семейства Арсеньевых. Переписку с инстанциями вел брат деда Лермонтова Михаила Васильевича – Григорий Васильевич Арсеньев, он ездил и в Кострому, где была выправлена нужная бумага. Бюрократическая волокита с выдачей родословия вполне понятна: работа в архивах и восстановление документов требуют времени, дело Лермонтовых шло по инстанциям – писались запросы в Вотчинный комитет, в Дворянское собрание Костромской губернии, где находилось прежнее имение Лермонтовых, проданное до переезда в Кропотово, в Петербург, чтобы получить выписку из Общего гербовника, снова в Кострому и так далее…
Считается, что русские Лермонтовы ведут род от Георга Лермонта, перешедшего в 1613 году на сторону русских после сдачи крепости Белая, где стоял нанятый поляками шотландско-ирландский гарнизон. Сын этого Георга (Юрия) Петр Лермантов и был первым предком Михаила Юрьевича, родившимся на русской земле. Странно, но с родственниками Юрий Петрович не общался. Более того, он даже не знал, что они существуют. Хотя в доме, по свидетельству Вырыпаева, были повешены несколько портретов предков Мишеля: «…прадеда Юрия Петровича и деда Петра Юрьевича, изображенных неизвестным крепостным художником в парадных кафтанах и в париках с буклями. Особенно богат наряд прадеда, на нем нагрудный знак депутата Комиссии по составлению нового уложения (1767); эта Комиссия была создана по велению Екатерины II».