Читаем Проклятие Лермонтова полностью

Михаил Юрьевич, отбросив испанского Лерму, обратил взгляд на шотландских Лермонтов. Ему, как поэтически настроенному юноше, эти Лермонты очень импонировали. И было отчего! Мишель как раз стал учить английский язык под руководством Винсона и мог уже читать в оригинале Вальтера Скотта. А Вальтер Скотт писал и о Шотландии, и о короле Малькольме, и о Томасе Лермонте – гениальном провидце и поэте. Столыпины с их винными откупами, Арсеньевы с их мурзой в сравнение не шли с шотландским Томасом Лермонтом, или, как его называли, Фомой Рифмачом (по-английски – Thomas the Rythmer). По легенде, жил он в 11 веке, немало помог королю Малькольму в войне с Макбетом и получил за эту помощь местечко Дарси, где и обосновался со своим семейством. Но прославился он более фантастическими подвигами: однажды его увели с собой феи, и прожил он в их стране несколько дней, хотя на земле прошло десять лет. Второй раз ему повезло меньше: он снова отправился в страну фей, но домой не вернулся. Однако от него остались пророческие стихи (во всяком случае, они ему приписываются). И полуразрушенная замковая башенка, где он жил. Насколько Георг Лермонт был связан с Томасом Лермонтом – еще вопрос, поскольку фамилию Лермонт носили многие выходцы из той земли. Как, впрочем, и вопрос – был ли Томас Лермонт реальной исторической личностью. Но для себя Мишель решил: это – лучшие предки, каких только можно пожелать. И позже изменил написание своей русской фамилии Лермантов на Лермонтов, как если бы она была произведена от предка Лермонта согласно правилам орфографии.

И сразу у него пошли шотландские мотивы, тема покинутой и потерянной родины, изгнанничества, тоски, беды, рока и пророчества. Словом, привет Томасу Рифмачу из далекого 11 века!

Ученические стихи. Крылья Демона

Литературоведы любят говорить о вещей лире молодого Лермонтова, повторяют как заклинание слова: «предвидел», «предчувствовал», «предугадывал»… На самом деле это все – игра в слова. Мишель был совершенно нормальным молодым человеком, пишущим стихи. Ему страшно хотелось обрести судьбу трагическую, невероятные страсти и невероятные подвиги. Мало того что он любил театр, драматические эффектные сцены, а благодаря Капэ сделал своим кумиром Наполеона, он еще нашел себе и героическую личность в литературе – не земного и рационального Гёте, не сентиментального Шиллера, а действительно мятежного и не подчиняющегося условностям общества Байрона, который изводил своих многочисленных женщин, с презрением отвернулся от лондонского высшего общества и в конце концов окончил жизнь в Греции, борясь за свободу греческого народа. Чудесная судьба! Яркая! Стремительная, как метеор!

Мир, который был вокруг, можно было описать одним словом – скука. Где героические сражения? Где любовь, о которой хочется слагать песни? Где герои, перед которыми хочется пасть на колени? Реальность очень плохо совпадала с потребностью души – если любить, то так, чтобы всеми силами, сверх этих сил; если жить – так, чтобы совершать не поступки, а подвиги; реальность была проста и определялась печальным словом «рутина». И немудрено, что первые поэтические опыты Лермонтова – по большей части не отдельные стихотворения, а поэмы. В поэмах развернутый сюжет создает динамику, слова выглядят как действия. Сюжет хорош уж тем, что он есть. А если он еще и до предела насыщен битвами, страстями, борениями разного рода – так это плевок в рожу сытого самодовольного мира, где идеалом служит высокий доход и богатый дом. Лермонтову-мальчику было в таком мире невыносимо тошно. И он посылает своих героев в места, где в силу экзотики течение жизни стремительно, а судьбы героев кровавы, – в Испанию (не забыли герцога Лерму?), в Шотландию (там почиет прах Томаса Рифмача и дух мятежного лорда Байрона), но больше всего – на Кавказ.

Почему на Кавказ? Русскому в 1820-е годы этого объяснять было не нужно. Кавказ – болевая точка империи. Там идет война, война, война. Но даже мальчиком Мишель – никак не имперский поэт, и в будущем тоже никогда таковым не станет. Он – на стороне обиженных, обойденных, поставленных перед выбором: сдать свои горы или умереть. Его герои предпочитают умереть. И правильно. Иначе что бы это была за поэзия?!! Дело не только в сильных личностях. Дело – в позиции. Там, где имперский поэт славит силу русского оружия, Лермонтов славит силу духа тех, кто не побоялся восстать против этой силы и лучше уж погибнет, а если и передастся на сторону силы – то либо прозреет и сгорит со стыда, либо его убьют в назидание потомкам. Откуда это в русском мальчике – дворянине, сыне офицера? В чем искать ответ? Вероятно, в том, что значит Кавказ именно для него.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары