Проклятие Огненной Лошади

– Почему Мил… Люда?

– Так надо, мама, теперь я Люда.

– Доченька, ты думаешь, что твое имя влечет за собой беду?

– Не знаю, мама, не знаю. Мое настоящее имя Люда.

– Хорошо, доченька, так и буду тебя звать. Что теперь будет с Эдуардом?

– Не знаю, мама, – вновь заплакала Мила. – Посадят, наверное…

Женщина тяжело вздохнула, смахивая навернувшиеся слезы.

На третий день следователь прокуратуры, предъявив Смирнову обвинение в убийстве при превышении необходимой обороны, отпустил его под подписку о невыезде.

Заступив за порог квартиры, он подхватил и поднял на руки подбежавшую жену и, осыпая ее поцелуями, говорил ей слова любви:

– Мила, родная, я тебя так люблю, так люблю! Ты самая красивая, ты самая прекрасная, моя любовь к тебе бесконечна!

Когда Смирнов опустил Милу на пол, та, сбросив с себя счастливую улыбку, нахмуренно проговорила:

– Эдик, с сегодняшнего дня называй меня Людой. Мила-Миледи мне уже не нравится. Договорились?

– Конечно! – Смирнов обхватил ее за талию и крепко прижал к себе. – Как тебя ни назови, ты всегда неотразима! Если сказать честно, мне больше нравится называть тебя Людой. Первый раз, когда увидел тебя, я видел перед собой прекрасную девушку по имени Люда, но однажды ты запретила мне так именовать себя.

– Серьезно? – удивленно вскинула она голову. – Надо было настоять на своем, раз тебе нравится мое настоящее имя.

– Ты нравишься мне при любом имени.

– Все, договорились – отныне я Люда.

Лицо ее вновь озарила милая улыбка, она поцеловала мужа и распорядилась:

– От тебя так сильно пахнет камерой, все снимай с себя и марш под душ. Интересно, почему все камеры, будь то в Сочи или здесь, пахнут одинаково? Как-никак я же тоже бывшая «зэчка», надышалась когда-то этим тюремным духом.

– Если ты «зэчка», то самая красивая в мире «зэчка»!

С этими словами он вновь стал осыпать ее поцелуями.

– Иди под душ! – скомандовала она, легонько толкнув мужа в сторону ванны.

Уже лежа в постели в нежных объятиях мужа, Мила поинтересовалась:

– И что теперь будет? Тебя посадят?

– Не знаю, Людочка. По моей статье могут дать два года колонии или на тот же срок «химию». Так что легко отделался.

– Эдик, расскажи, как это случилось.

– Он оскорбил тебя, я и застрелил его.

– А что он про меня говорил?

– Всякие непристойности.

– Например?

– Люда, я никогда не произнесу вслух эту гнусную ложь. Зачем тебе знать то, что неправда. Ты самая идеальная, самая прекрасная на свете. Я тебя люблю.

Он приподнял голову и поцеловал ее голое плечо, в который раз повторяя заветные слова:

– Я тебя люблю очень и очень сильно!

* * *

Вечером, погостив у подруги, пришла Анастасия с внучкой, и семья под звон бокалов справила освобождение отца семейства.

Следствие шло почти полгода. Нельзя сказать, что каждый день шли следственные действия. Следователь отвлекался на другие, более актуальные, преступления, иногда откровенно волокитил, закидывая уголовное дело на дальнюю полку. Во время следствия Смирнова отстранили от оперативной работы, он постоянно ходил на службу, выполняя отдельные поручения руководства. Его адвокат «тянул» к необходимой обороне, но следователь был непреклонен и отправил дело оперативника в суд за убийство при превышении необходимой обороны.

Настал день суда. Послушав доводы и аргументы всех сторон, судья удалился в совещательную комнату и вскоре вышел оттуда с принятым решением:

«…Подсудимый действовал соответственно характеру совершавшегося противоправного посягательства и степени его опасности, поэтому его действия не образуют превышения пределов необходимой обороны и не подпадают под признаки преступления, предусмотренного статьей 105 УК РСФСР…»

Это было полное оправдание! Не веря случившемуся, Смирнов растерянно сжимал руку адвоката, выражая ему благодарность. Находящаяся в зале Мила подбежала и бросилась на него с объятиями. Подошли несколько друзей-оперативников, каждый из которых счел своим долгом обнять и поздравить оправданного.

В этой радостной кутерьме никто не обратил внимания, что в углу на скамейке осталась сидеть седая женщина, которая провожала ненавидящим взглядом возбужденную толпу молодых людей, спешно покидающих зал заседания. Это была мама Кравцова.

16

Смирнов уволился из милиции. Он устроился юристом, стал зарабатывать гораздо больше и уделять много внимания доченьке и красавице-жене. Весной, когда Миле исполнилось двадцать два года, молодые вселились в новую квартиру. Поскольку она ранее использовала академический отпуск и пропустила курс, ей предстояло учиться еще один год. Анастасия осталась в старой квартире, часто забегая после работы к молодым, чтобы повозиться со своей внучкой-ясельницей. Наконец-то наступила семейная идиллия, все были счастливы и строили планы на жизнь, ничего не предвещало беды.