Проклятие палача

От возмущения кровь ударила в голову лекаря и сразу же ее прояснила.

Юлиан Корнелиус помрачнел.

Нужен он королю сербов. Как бы ни так. Не мог же король не понять, что вывих вправил вовсе не ученый лекарь, а сам Джованни Санудо. Обманом вправил, но своего добился. Не награждать же за ремесло великого герцога. Подойдет и лекарь, а с его наградой герцог разберется.

А герцог… А что герцог?.. Можно положить голову на плаху, что герцог самое заинтересованное лицо в том, чтобы сгинул его пустоголовый лекарь в рабской неволе. Особенно после того….

Да, да и да! Юлиану Корнелиусу не померещилось и не привиделось. Так оно и есть. Глаза лекаря видели, как мочился Джованни Санудо через серебряную трубочку. Через трубочку, потому что… Это тайна. Великая тайна большого человека. Если об этом узнают, герцог лишится множество друзей и союзников! А враги… Всем известно особое отношение на Востоке к мужскому фаллосу… Это гибель для герцога наксосского. И не только политическая.

Так кто же придет на помощь несчастному Юлиану Корнелиусу? Люди? Боги?

Люди его похитившие, язык и обычаи которых он знал? Нет, их нечем ни купить, ни заинтересовать.

Боги? Какие из них? Тот, от которого он отрекся давным давно. Тот, которому он сейчас для видимости обращается, чтобы оставаться для окружающих христианином? Или другие боги – покинувшие этот мир, или еще не пришедшие для утверждения себя?

– Пить, – едва расклеил опухшие губы Юлиан Корнелиус.

– Привыкай, – ответили тогда ему. – На галерах вода в цене!..

Юлиан Корнелиус вложил освежеванную тушку овцы в полотняный мешок и, не сказав своей женщине и слова, направился вниз по каменистой тропинке.

Он не будет спешить. Но все же нужно вернуться в домишко женщины еще засветло. Даже зная тропинку можно ошибиться. В темноте горы другие, и путь они указывают другой. Даже не заметишь, как горы закружат тебя и подведут к гибельной пропасти.

Такое уже было с Юлианом Корнелиусом, когда его сопровождающие, допив остатки вина, погрузились в крепкий сон. Они даже не связали, как следует, своего пленника. Так – накинули петли на руки и шею и строго велели спать. До этого, похитители, развлекаясь, заставили Юлиана Корнелиуса весь день бежать за повозкой. Они не могли подумать, что страх перед грозящим рабством окажется гораздо сильнее смертельной усталости, измотанного долгим переходом человека.

А может быть, жажда свободы придала сил ученому лекарю? И он, освободившись от веревок, бросился в черные чащи густого леса, не страшась глубоких расщелин, не замечая, как колючие кусты срывают с него лоскутки кожи, и не обращая внимание на то, как хлещет кровь из израненных камнями голых ступней.

Несколько дней, запутывая своих возможных преследователей, а скорее сам себя, бродил лекарь по девственным лесам, в которых, к счастью, было множество воды и птичьих яиц. А леса все не кончались и не кончались. Не было ни селений, ни хижин, ни дорог, ни тропинок.

Ночами ветер гнул вековые деревья, а зверье выло так, что немели опухшие ноги. К тому же лекаря потащило по склону горы, и он едва не свалился в пропасть. Одинокий куст спас его, глубоко войдя колючками в ладони. Юлиан Корнелиус потом долго молился всем богам, о которых знал и просил только об одном – вернуться к людям, услышать их речь и согреться теплом их душ.

Кто-то из богов услышал молитву лекаря. Уже в полдень следующего дня Юлиан Корнелиус увидел сквозь вековые сосны убогие домишки и возрадовался им как вратам рая. Но домишки были разграблены, а растасканные части человеческих скелетов указывали на то, что это мертвое селение часто посещаемо хищниками, которым по нутру пришлась человечина.

После тщательных поисков лекарь нашел огниво, старый медный котелок, ржавый нож и обрывки полотна. Особенно он порадовался старым поршням из бычьей кожи. Теперь он мог согреть воды, сделать бинты и подлечить начавшие гнить ступни ног. Два-три дня и можно будет тронуться в путь. Теперь не придется страдать от колючей хвои и камней. Старые поршни все еще были крепки. Да и возле костра всегда чувствуешь себя уютнее. Особенно если на его языках жарится подбитая палкой крупная птица.

Скорее на запах этой птицы и пожаловал старый волк. Но увидев спящее человеческое тело, он вспомнил о сладости человеческого мяса, которое с избытком вкусил на этом месте несколько лет назад и, не раздумывая, вонзил клыки в бок добычи.

Юлиан Корнелиус дико закричал от боли. Потерявший от многих лет нюх и почти ослепший волк удивленно отскочил. Это тело оказалось живым. Но человеческая кровь, попавшая в пасть, прибавила силы и дерзости. Только бы вонзить клыки в шею. Но человек подбородком прикрыл шею, жертвуя своим лицом.

Удар. Еще удар, и волк отлетел от лежащего человека с глубокими ранами от ржавого ножа на брюхе. Раненые человек и животное, воя от боли, бросились в разные стороны. Старый волк чтобы умереть. Юлиан Корнелиус чтобы жить.