Проклятие палача

Гудо не видел и не слышал, как торжествовал Гелиос, как подпрыгивал и визжал от радости Мартин, как подбодренные ими рассмеялись галерники. Он даже не чувствовал того, как трясли его плечи окровавленные от ран руки Франческо. И, конечно же, «господин в синих одеждах» не уловил того мгновения, как всесильная судьба чуть повернулась, сменив ликование убийц на трепет в их душах и страх в сердцах.

А первым знаком изменившейся судьбы стал голос. Уверенный, сильный, привыкший повелевать и не терпящий даже малейшего неповиновения:

– Я Сулейман-паша, сын османского бея Орхана, по нижайшей просьбе жителей Цимпы беру их жизни и имущество под охрану. Волей Аллаха и могуществом моего отца приказываю всем сложить оружие и подчиниться любому моему повелению. Отказавшиеся будут немедленно казнены. Других смертей в этом городе больше не будет!

* * *

Гудо почувствовал, как его лицо обожгли кипятком. Он тут же вскочил на ноги и несколько раз взмахнул руками, отгоняя мучителей. Но, увидев в нескольких шагах державшего глиняный таз Франческо, быстро успокоился. «Господин в синих одеждах» провел рукой по лицу и слизнул с ладони воду. Холодная, соленная с горчинкой морская вода. Как раз то, что нужно, чтобы прийти в себя.

Гудо огляделся. Множество пленных галерников в печальном молчании сидели на галечном берегу моря. Их глаза были устремлены на неспокойные волны пролива Дарданеллы, что несли к европейским берегам сотни кораблей, лодок, а то и просто наспех связанных плотов. И на каждом из этих плавающих средств было множество воинов, их жены, дети, имущество, боевые лошади и домашний скот. Гудо и сам смотрел на море, а потом долго, с некоторым удивлением, на сидящего неподалеку двугорбого верблюда, что с великим достоинством осматривал кишащий муравейник из людей и животных, который переполнял берег.

– Я был в беспамятстве?

– Трудно сказать, – вздохнул Франческо. – Скорее как малый ребенок. Шел куда говорят, делал, что велят. Что-то отвечал. Странно как-то…

– Со мной это много раз случалось, – поспешил успокоить молодого генуэзца Гудо. – Это от ран головы и перенесенных душевных и телесных болей. Так говорил мэтр Гальчини…

– Я помню о нем. Ты говорил, что этот человек забрал у тебя все и дал тебе все.

– А кто эти люди?

Франческо печально посмотрел на кипящее от множества судов море и со вздохом сказал:

– Турки-османы. Они переступили границы Азии. Цимпа – первый город в Европе, что пал к их ногам.

– Турки, – «господин в синих одеждах» покачал головой. – Значит, они спасли наши жизни и город от этих негодяев?

– Получается так.

– А отец Матвей?

– Турки жгут все трупы. Вон видишь черный дым у стены?

– Там же коптится и несчастный Ральф. Послушал бы я его и был бы Ральф жив, – удрученно промолвил Весельчак.

После долгого молчания Франческо продолжил:

– Наверное, сам Господь так пожелал. Явились они в самое нужное время. Мартин уже готов был перерезать горло Весельчаку и потянуться к моему. А тут появляется на прекрасном коне сам сын бея Орхана и велит сложить оружие. Гелиос конечно в драку бросился, но лучники Сулеймана быстро охладили его воинский пыл. Половина галерников сразу сдалась. Вторая – осилась спасаться в крепость.

– Долго они там не протянут, – подал голос Весельчак. Сквозь плохо перевязанные повязки на плече у него все еще сочилась кровь.

Гудо тут же развязал их.

– Рана глубокая. Нужно хотя бы прижечь. Но помочь пока нечем, – вздохнул «господин в синих одеждах» и принялся правильно накладывать повязки.

– Турки прижгут. Сейчас переправят нас на азиатский берег и будут делать с нами все что угодно, как с убийцами и насильниками жителей Цимпы. Теперь мы рабы владыки Орхана. Так сказал этот…

Весельчак кивнул влево. В нескольких десятках шагов, на возвышенности, в окружении знамен и воинов, на великолепном скакуне в серебряной сбруе восседал смуглокожий воитель в огромном белом тюрбане. Он с улыбкой слушал рассказ сидящего рядом на столь же великолепном коне воина в блестящей кольчуге.

– Вот только вытащат Гелиоса и Мартина с крепости, так и суд скорый устроят. Кому голову снесут, на радость горожанам, а кого в каменоломни спустят к скорой смерти. Гелиос долго не удержится. Турки умелые воины. А еще эта куча навоза. Как ею не воспользоваться, чтобы перебраться через стену. Вот! Я же говорил!

Из-за припортовых домишек показалась цепочка избитых и окровавленных людей, подгоняемых плетями строгой охраны. Впереди них, печально свесив головы, брели Гелиос и Мартин.

Едва пленные приблизились, Гудо, казавшийся уже задремавшим, взревел. Его сильное тело, как упругая пружина, рванулось к Мартину. Еще мгновение и горло ненавистного Мартина оказалось в руках искуснейшего из палачей. Но на спине господина в синих одеждах уже оттягивающе висел молодой генуэзец.

– Не убивай его, Гудо! Не убивай! – во все горло закричал Франческо. – Ты говорил, что выполнишь любую мою просьбу. Всеми святыми прошу, не убивай его.

Гудо разжал руки и выпрямился. Свалившийся с плеч защитник слуги дьявола, стоя на коленях, продолжал просить:

– Не убивай. Не убивай его…