Проклятие палача

Этот участок пути к городу был самым ненавистным. Топкая впадина изнуряла чавкающей грязью и липкой травой, что длинными стеблями присасывалась к постоянно сырым сапогам герцога. Только одна злорадная мысль чуть облегчала дорогу – те два соглядатая, что непременно каждый день следовали за Джованни Санудо в трех десятках шагах позади, были вынуждены также прошагать эту пакость.

Ну вот и взгорок, а там лесок и большой двор заезжего дома у стен Арты.

Еще в полусотне шагов от цели пути Джованни Санудо усмехнулся. До его слуха донеслись радостные звуки. Скрежет металла, звонкие удары мечей о принимающих их мощь щиты, восторженные крики зрителей. Значит, Арес и Марс сегодня в большом деле, а значит, стол сегодня будет накрыт жареным мясом и сносным вином.

В этом можно не сомневаться. Верные псы нашли глупцов, что на горе своим кошелям посмели испытать их воинское мастерство. Арес и Марс немного потешатся, а затем повергнут наземь и заставят сдаться очередных зазнаек, которые решили доказать, что они воины.

На оставшиеся от глупой дерзости гроши Джованни Санудо определил этих великанов на постой в пригородной харчевне. Деньги очень скоро закончились, и, казалось, верным псам достанется горькая участь предательства (как случилось с арбалетчиками и слугами) или еще более печальная слава – стать попрошайками. Хозяин харчевни, сам крепкий и храбрый малый уже готов был набраться наглости и попросить постояльцев съехать со двора, но все же не решился. Арес и Марс в это утро решили утихомирить голод упражнениями с оружием.

Обычные занятия телохранителей великого герцога настолько поразили хозяина и его немногочисленных гостей, что они не поскупились выставить на стол угощение столь знатным мастерам фехтования на мечах. Более того, собравшиеся на следующий день пяток горожан, прослышавших об столь умелых воинах, попросили их повторить свои занятия. С пользой для мышц тела и его желудка Арес и Марс продемонстрировали столь занятный бой, что о нем вскоре заговорили во всем городе.

С тех пор множество горожан перебывало в харчевне. Они, с нетерпением ожидая новых представлений, заказывали обильные обеды, которые после единоборств великанов обильно заливали вином. Нашлись и глупцы решившиеся померяться в искусстве владения оружием с навеки закованными в броню странными и всегда молчаливыми великанами. Но все эти глупцы потерпели поражения. Впрочем, как и те многие, из других городов и селений, кто прослышав о необычном развлечении на постоялом дворе в пригороде Арты, притащил сюда свое оружие и кошель с несколькими серебряными монетами.

Даже с гор осенью спустились угрюмые воины, что в совершенстве владели древним искусством боевого топора на длинной рукояти. С собой они пригнали отары овец, которые и оставили в харчевне как проигрыш непревзойденным воинам.

Джованни Санудо сам видел и диву давался великой сноровке и умению горцев. Но все их многовековое боевое искусство блекло по сравнению с величайшим мастерством Ареса и Марса. Вернее перед теми плодами, начало которым положил великий мэтр Гальчини, усовершенствовали нанятые фехтовальщики испанцы, а отшлифовали суровые братья-рыцари Тевтонского ордена.

Но первенство и главенство, конечно же, принадлежит мэтру Гальчини, создавшему их приспособленные к войне тела и вложившего в души великий дух воина, что не знает поражения.

Вспомнив о Гальчини, великий герцог усмехнулся, тут же нахмурился, затем встряхнул головой и опять улыбнулся.

Все-таки, какая забавная жизнь человеческая! Поди узнай, что будет за следующим шагом? А что могло случиться, если бы поступил так? А мог и иначе. И что тогда?

Внутренне ликуя и многократно благословляя друга Гальчини за сказочный подарок, Джованни Санудо усмехнулся. Его боги войны многократно спасали его жизнь. Сегодня спасут его желудок.

А ведь был момент (герцог наксосский нахмурился, припомнив), что дикая боль сама вручила в его руки абордажный топор и толкнула его в трюм галеоса. Там в просочившейся на две ладони холодной морской воде, во тьме, с единым крошечным светильником под балкой, барахтались два маленьких существа. Они уже давно не кричали от страха и холода. Они уже и не плакали, не различая языком горечи слез и морской воды. Они уже ничего не желали и ни о чем не просили. Они ждали боли, после которой приходит избавительница смерть.

Но тогда еще юный Джованни Санудо, испытывая жесточайшую боль и сильнейшие душевные муки, не думал дарить двум малышам близнецам спасительную смерть. Почти повредившийся от происшедшего с ним рассудком, третий сын герцога наксосского Николо Санудо[148] желал отсечь топором кисти и ступни, а затем эти части малышей отправить их жестокому родителю, что навеки изуродовал не только тело, но и душу Джованни Санудо.