Проклятие Пифоса

— Георг? — позвал Иерун, стараясь говорить спокойно, уверенно и достаточно громко, чтобы Паэрт расслышал его за своими визгами. Подойдя ближе, он увидел, что слуга из машинного отделения стоит в растекающейся луже крови. — Георг? — произнес он снова. Спокойствие и решимость оставляли его. А ужас возвращался.

Паэрт обернулся. Каншель отпрянул. Бедняга разорвал себе глотку. Плоть и мышцы висели, словно изодранные занавески. Кровь пропитала куртку и залила руки Паэрта. Рот его был широко распахнут, но ни единого звука из него больше вылететь не могло.

Но он все равно кричал. Два голоса исходили из него, разносясь по залу созвучными слогами: «МААААААА», «ДААААААИИИИЛ». Они складывались в единое гармоническое целое, в одно слово, и в слове этом была кровь, и безумие, и отчаяние. И молитва.

Паэрт рухнул на колени. Кровь хлестала из его тела, унося жизнь. Он поднял руки к глазам и проткнул их. Глубоко запустив пальцы в собственный череп, он резко выдернул их, словно срывая отборное мясо с туши. С руками, полными студенистой плоти, слуга повалился на пол.

Каншель отступил назад. В его глазах еще плясал жуткий кошмар — и это не было самоубийством Паэрта. Наихудший кошмар вцепился в его рассудок, словно рак.

Он слышал топот керамитовых сапог у себя за спиной. Обернувшись, Иерун увидел сержанта Гальбу и капитана Аттика. Боги рациональности явились слишком поздно. Больше ничто не могло его успокоить, ободрить. Благоговейный трепет, который он всегда испытывал в их присутствии, сгинул в жутких муках ужаса. Он таращился на Железных Рук и облекал этот ужас в слова.

— Его глаза… — сипел он. — Его глаза кричали.

Глава 5

ПРИЗ. ГАМАРТИЯ. СОВЕРШЕНСТВО

— Мы знали, что будут галлюцинации, — сказал Аттик офицерам, собравшимся в командном модуле базы. Просторное помещение было обставлено весьма скудно и предназначалось сугубо для тактических нужд. Одну стену занимала вокс-система, а в центре зала располагался круглый стол гололита — вот и все убранство. Капитан стоял перед столом. Сбоку от него застыла Ридия Эрефрен. Гололитический проектор работал, но экран Аттик пока не включал. Первым делом он решил разобраться с отвлекающими факторами.

— Мы этого ожидали, — продолжал Аттик, — так и произошло. Эта система и эта планета опасны для слабых разумом.

— Это он о тебе, — прошептал Гальбе Даррас. Два сержанта стояли у наружной стены модуля.

Гальба не стал отвечать. Он думал об изуродованном трупе и выражении непередаваемого ужаса на лице Каншеля. Чудо, что его слуга после такого еще не тронулся умом.

— Подобные риски — цена этого предприятия, — заявил Аттик. — Пифос враждебен как плоти, так и разуму. Любая жизнь на нем потенциально опасна, а варп близок к поверхности — таковы простые факты.

— Сколько слуг мы потеряли? — спросил Вект.

— Один мертв, — сказал капитан апотекарию. — Еще четверо лишились рассудка. Прогноз на их счет пока неясен. Погибший слуга в момент самоубийства находился в столовой один. Его товарищ добрался до него слишком поздно. В связи с этим я распорядился, что отныне любым слугам строжайше запрещено оставаться в одиночестве, неважно, на сколь краткий промежуток времени. В уединении цветет безумие.

Гальба нахмурился. Решение Аттика было продиктовано не столько убежденностью, сколько целесообразностью. Да, мертвый слуга действительно провел какое-то время наедине с собой. Но из рассказа Каншеля — по крайней мере, связных его частей — получалось, что в момент помешательства жертва находилась в казарме, где вовсе было не безлюдно. Гальба еще помнил свой собственный недавний опыт. Он понимал, что объяснение Аттика о том, что с ним произошло, верно. Во всей Галактике, следующей исключительному видению Императора, не было места для иных возможностей. Сержант знал это. Но чувствовал он обратное, и этот иррациональный инстинкт беспокоил его. Подобное не пристало легионеру Железных Рук. Но наваждение было достаточно сильно, чтобы плодить вопросы, на которые Гальба не мог найти ответа.

— Мы уже понесли потери, — сказал Аттик. — И впереди нас ждет еще больше, но они будут не напрасны, — он повернулся к астропату. — Просветите нас, госпожа Эрефрен.

— Я отследила флот, — сообщила женщина. — Корабли принадлежат Детям Императора.

И мертвая тишина может служить выражением ненависти — теперь Гальба это понял. Его сомнения испарились. Он разделял ярость своих братьев, и чистота ее выжгла в нем слабость, закаляя непрощающий металл.

— Продолжайте, — сказал Аттик, и за этими его четырьмя слогами крылась не просто ненависть. В нем клокотало рвение. Капитан «Веритас феррум» поймал добычу в сокрушающую хватку.

— Небольшая эскадра из трех кораблей отделилась от основной группы. Они направляются сюда, в сектор Деметр. Конкретно, в систему Гамартия.

— Назовите нам имена кораблей, — потребовал Аттик.

— Два судна сопровождения, «Вечное величие» и «Золотое сечение», а также боевая баржа «Калидора».