Проклятие Пифоса

— Чтобы обрести силу. Чтобы закончить наше дело, мы обязаны быть сильными.

— И какое у вас дело?

Ске Врис подняла глаза к затянутым небесам и приветственно воздела руки.

— Час этого откровения еще придет, — она помедлила, словно упиваясь невыразимым блаженством. А когда она опустила руки, ее взгляд, казалось, стал еще радостнее прежнего. — Оно явится сюда. Скоро. Так говорит мой учитель.

— Ваш учитель?

Ске Врис указала на одну из фигур в мантиях, что стояла неподалеку от посадочной площадки и наблюдала за разговором Аттика с представителями колонистов. Даже в сумерках опускающейся ночи его было нетрудно заметить. Человек был выше большинства своих товарищей, которые держались от него на почтительном расстоянии.

— Как его зовут? — спросил Каншель.

— Я еще не заслужила право произносить его имя.

Каншель еще раз осмотрел одеяние Ске Врис. Туника женщины была длиннее тех, что носили прочие колонисты, и имела короткий капюшон. Иерун уловил схожесть между ней и темными мантиями.

— Вы — религиозный воспитанник? — спросил он.

— Послушник, да.

Каншель замялся, прежде чем заговорить, но понял, что должен. Промолчав, он признал бы поражение всего того, что он всю жизнь считал правдой.

— Вам не следует здесь оставаться, — сказал он. — Вас привели сюда иллюзии. Поклоняться нечему. Богов нет.

Улыбка Ске Врис даже не дрогнула.

— Уверен?

— Абсолютно.

— И что вселило в тебя такую уверенность?

— Император открыл эту истину всему человечеству. И вам же тоже, верно?

— Но что есть открытая истина, если не божественный дар? — вопросила Ске Врис.

— Нет, — запнулся Каншель, — нет, это не так. Это… Я…

И затих. Воля, питавшая его уверенность, угасла.

— Да? — подстегнула его Ске Врис.

— Ничего. Но вы все равно ошибаетесь, — Каншелю стало дурно от того, насколько слабым прозвучал его довод.

Его терзания не укрылись от взгляда собеседницы. Ске Врис по-товарищески положила руку ему на плечо.

— Думаю, нам с тобой о многом предстоит поговорить, друг мой.

— Вы и в самом деле планируете остаться.

Ске Врис залилась смехом.

— Планирование тут не причем… Это наш дом! Здесь наша судьба!

Даррас наблюдал за представлением на посадочной площадке. «Цирк», — думал он, снедаемый отвращением. Разношерстные оборванцы вели себя помпезно, церемонно, горделиво. Им бы быть поскромнее, но, даже выражая благодарность за спасение, они держались так, будто были хозяевами этих земель, а Железные Руки — гостями, только-только заскочившими на огонек. Сержант расспросил с десяток беженцев, и их ответы лишь подкрепили это его ощущение.

Гальба присоединился к нему рядом с «Несгибаемым».

— Ну как?

Даррас коротко усмехнулся.

— Спрашиваю их, кто они такие — твердят, что паломники. Паломники откуда? Изо лжи, ищут истину. С какой планеты? Пересекли царствие истины и прошлое, как и вся ложь, больше для них не существует. А когда я пытаюсь узнать, как они сюда попали…

— Прилетели на крыльях веры, — закончил за него Гальба.

— Именно, — фыркнул Даррас. — Чушь.

— Чушь, в которую они свято веруют.

— А, ну тогда все в порядке. Мы спасли дураков вместо лжецов. Можно считать, день прожит не зря, — сержант махнул рукой, обведя и базу, и заполненный народом склон за ней. — Это и твоих рук дело, брат. Посмотри на них.

— Я об этом не просил.

— Нет, не просил, — признал Даррас. — Но разве ты недоволен?

Он пристальным взглядом буравил Гальбу. И ничуть не удивился, когда его собрат покачал головой. Гальба оставался честен и с товарищем, и с самим собой. Но Дарраса беспокоило, какое влияние на Гальбу оказывают Гвардия Ворона и Саламандры, в частности Кхи’дем. Его боевой брат все дальше сходил с пути машины.

— Ты считаешь, что мы поступили правильно, не так ли?

— Да.

— И в чем же польза от этого фарса?

— Это еще нам предстоит узнать. Но благородный выбор не всегда практичный.

— И не всегда верный. Я не спрашивал тебя о благородстве выбранного нами пути. Он благороден, без сомнения. Но есть разные формы славы. Сегодня мы восславили плоть. Разве для нашего легиона это в порядке вещей?

— Не нужно напоминать мне о наших догматах.

Даррас пропустил это мимо ушей.

— Плоть слаба, брат, — он оставил при себе замечание о том, насколько много ее осталось в самом Гальбе. — Она ведет к ошибкам. Она подвержена порче.

— Я знаю, — мягко ответил Гальба.

— Думаю, ты слишком много прислушиваешься к своей, — Гальба ничего не ответил, и Даррас продолжил: — Стратегия и здравый смысл — вот что славит машину. А в безрассудных умах зреет предательство.

Глаза Гальбы вспыхнули гневом.

— Ты меня в чем-то обвиняешь?

— Нет. Просто напоминаю, кто мы есть.

Она знала, кто вошел в ее покои. Безумие варпа переполняло ее настолько, что она едва ощущала собственное тело. Но пришедшая сущность излучала мощь. Ее безжалостная и неумолимая реальность отгоняла сладострастные нашептывания имматериума.

— Мое почтение, капитан.

— Госпожа Эрефрен.

— Они же не уйдут?

— Нет, не уйдут.

— Да и как могли бы они теперь уйти, даже захотев?