— Потом мама Мии умерла. Просто взяла и умерла. Просто взяла и умерла, — обвиняюще проговорила старая дама, словно у Румы Такеру был выбор, — и осталась моя Миечка совсем одна на этом свете.
Чародейка решила воспользоваться паузой и вернуться к обсуждению событий воскресного вечера.
— После того, как вы съели жареную курицу, госпожа Такеру отлучалась куда-нибудь из вашего дома?
— Естественно, нет! – последовал ответ, — Мия не из таких девушек, что шатаются по улицам Кленфилда в ночное время. Мы попили чаю и легли спать. Утром позавтракали, и она отправилась на службу. Вы же знаете, из нашего района до дома госпожи графини добираться долго. Вот я и разбудила её пораньше.
Рика долго добиралась до улицы Опадающих листьев, поэтому понимающе кивнула.
— Спасибо, госпожа Рокборн, мне пора, — проговорила она, вставая.
— Одну минуточку, госпожа коронер, — пожилая дама тоже встала, — надеюсь, над моей дорогой девочкой не нависает абсурдное подозрение в убийстве?
Суровый взгляд поверх очков не обещал ничего хорошего тому, кто посмеет усомниться в праведности Мии Такеру.
Рика хотела было напустить на себя официальный вид и холодно сообщить собеседнице, что ей не следует совать нос в чужие дела, но потом пожалела одинокую старушку, искренне привязавшеюся к чужой, тоже по сути дела одинокой девушке. Поэтому заверила, что проверка алиби госпожи Такеру – ни что иное, как чистая формальность.
— Это совсем другое дело, — закивала госпожа Рокборн, — проверять – ваша работа, но если бы знали Миечку также хорошо, как её знаю я, у вас и мысли бы не возникло подумать на неё плохое, — и, видя, что чародейка торопится уйти, — зачастила:
— Она всё для других, о себе и времени подумать нет. Когда я с вывихнутой лодыжкой лежала, можно сказать, чисто к постели прикована была, она и готовила, и стирала, и в доме прибиралась. Хотя формально я для неё – нет никто, а она мне книжки вслух читала. И как читала! На разные голоса, будто самая настоящая артистка. Ей бы в театр служить пойти, там такой талант с руками оторвут. Но Мия даже думать не желает об артистической карьере. Не маленькая, говорит, знаю, каким образом девушки на подмостках на главные роли попадают. Не по неё это. Порядочная и честная девушка. Всем бы такими быть.
Уходя по узкой дорожке от белого домика с голубыми оконными рамами, Рика чувствовала облегчение. От беспрерывной и бестолковой болтовни госпожи Рокборн в душе нарастало раздражение, если не сказать, злость. Конечно, чародейка понимала, что старушка одинока, ей не с кем поговорить, и вся её нерастраченная материнская любовь досталась добросердечной, но всё же абсолютно посторонней девушке с непростой судьбой. Однако ж настроение от этого нисколько не исправилось, да потраченного времени было жаль. «По крайней мере ещё одного обитателя дома графини Сакэда можно вычеркнуть из списка подозреваемых, — подумала Эрика, — завтра все свои силы можно будет направить на проверку алиби Ханы Гото – особы наивной, амбициозной и весьма подозрительной».
Усталая чародейка вернулась домой. Подруга, словно специально поджидавшая её возвращения, появилась на пороге, как всегда улыбчивая и счастливая.
— По какому случаю столь унылый и пасмурный вид? – Эни по-хозяйски устроилась на кровати и принялась весело болтать ногами в пушистых домашних тапочках, — поругалась со своим красавцем-начальником?
— Ничего он не мой, — парировала Рика, — его я сегодня вообще не видела. Просто устал.
— Ты уже огорчаешься из-за того, что не видела господина Окку? – многозначительно спросила подруга.
— Господина Окку я могу не видеть годами и не испытывать от этого малейшего дискомфорта, как и многих других людей. По службе пересеклась сегодня с одной разговорчивой старушкой, и битых два часа выслушивала её откровения по самым разным вопросам. При этом она проявляла раздражающую многословность и имела привычку высказывать своё мнение в ситуациях, когда её об этом никто не просил.
— Понятненько, — лукаво прищурилась Эни, — бабуля раскритиковала твой внешний вид.
— Я – некромант, мне положено выглядеть серьёзно, — парировала Рика, — и не какой-то бабке из домика с голубыми рамами судить о внешности, посвящённой бога смерти Эрару. Я не обязана прислушиваться к её мнению.
— Право слово, иногда не помешало бы, — заметила подруга, — где в твоих секретных некромантских книжках написано, что твоему Эрару приятно, когда его служительница одевается как чучело? Думаешь, ему менее приятно смотреть на хорошенькую милашку (коей ты по сути дела и являешься), чем на не пойми кого в унылом чёрном платье, делающим тебя похожей на горничную в трауре.
— Особа в двадцать четыре года одевающаяся, словно девочка отроческих годов, не имеет права давать советы другим, — урезонила чародейка, — особенно тем, кто обладает более выраженным чувством стиля.
Эни кокетливо поправила оборки своего розового платья: