Проклятие рода

- Как жития святых поражают нас, чрез что пришлось пройти человеку, какие муки испытать, дабы влиться в сонм почитаемых, так и народ, - царь широким жестом обвел всю площадь, - пусть узреет их, дабы не впасть в противоположное – в грехи крамолы, измены, лжесвидетельства и мздоимства.

На площадь, отчаянно скрипя колесами, вползали телеги с осужденными. Кто сам идти мог, плелся рядом, кто обессилел от пыток, таращил глаза в чистое небо, лежа в повозках и ожидая спасения лишь там.

- Из этих обреченных, - государь ткнул посохом в их сторону, - нынче умрет меньше половины. Суд будет Божий, но правда в нем царская! Дабы все – вы и они видели, как яз отвратителен, как мы все отвратительны. И вы и яз одинаковы. Мои уродства, мои язвы – он постучал в себя в грудь, - здесь они ваши. За них каюсь! Но утверждаю – виновен тот, пред кем нынче каюсь. Пред собой, пред тобой, народ московский, - вытянул вперед искривленный палец, показал на притихшую толпу обывателей, - пред ними, - ткнул в сторону стонущей массы приговоренных, - и пред ними, - добавил, оглядев стоящих вокруг царя опричников и земских.

- Давай, Василий Яковлевич, - подозвал Щелканова, - зачинай!

Первым вывели печатника Висковатова. Думный дьяк быстро перечислил вины Ивана Михайловича – измена с Жигимундом, измена с Крымом, с султаном и прочее. Малюта стоял подле Ивана Михайловича. Шепнул ему на ухо:

- Признай вины, проси государя милости.

Но измученный пытками, Висковатый с усмешкой произнес лишь одно:

- Кровавые семена, все бросаешь в землю, государь? Какую жатву собрать ожидаешь ныне? Будьте вы все прокляты, вместе с царем вашим!

Было заметно, как побледнел царь, ясно расслышав ответ главы Посольского приказа. Тень промелькнула по лицу, один глаз прищурился. Пальцем поманил к себе Скуратова, шепотом отдал последнее приказание:

- По суставам резати. Каждому по куску. И медленно.

Скуратов молча развернулся, положил руку на плечо Висковатому, повел в сторону, кивнув ближайшим опричникам, чтоб следовали за ними. Бывшего думного дьяка обнажили полностью, перевернули вниз головой, пятками привязали ко вкопанному бревну. Малюта вытащив из-за пояса острый нож, быстро и ловко, так что осужденный и почувствовать ничего не успел, отхватил одно ухо, вернулся к царю, швырнув кусок человеческой плоти на землю перед царским помостом. Иоанн злорадно наблюдал за продолжением экзекуции, теперь сопровождавшейся нечеловеческими криками, что издавал казнимый. Опричники подходили к извивающемуся окровавленному телу и резали, резали, резали. Внезапно крики оборвались. Опричники отступились.

- Что так быстро? – Прищурился царь, стараясь разглядеть, в чем причина заминки. – Водой пусть отольют. И продолжать.

- Кончено с Висковатым. – Ответил Скуратов. – Реутов Ванька уды ему отрезал целиком, вот и вышла кровушка вся до капельки.

- В железо Реутова. Из жалости видать помог! Ну да будет ему царская жалость. Опосля тако же казнить. – Иоанн Васильевич недовольно откинулся на спинку кресла.

Следующим был Фуников-Курцев, казначей. Валялся в ногах, просил пощады. Царь лишь склонился к нему:

- Глаголят, что сам сознался, мол, каждую третью деньгу брали с Тюриным из казны? Нынче же шкурой своей отдавать будешь у царя наворованное!

Мастера, защищенные толстые кожаными фартуками, сапогами и рукавицами, раздели Фуникова, поставили на колени, привязали за руки к двум невысоким столбикам, начали обливать то холодной водой, то кипятком попеременно. Кожа сходила слоями, как со змеи. Сперва треснула на черепе, соскользнула вместе с волосами и бородой. За кожей пошло отваливалось и мясо, обнажая кости. Кричал недолго. Малюта склонился к царю:

- Здесь жена его и дочь.

- Жена сестрой князю Афанасию Вяземскому приходится? – Память редко подводила государя.

- Она самая. – Подтвердил опричник.

- А князь Афанасий? – лениво поинтересовался царь.

- Тут же, на площади.

- Сестру Вяземского раздеть и верхом на веревке прокатать досыта лоном. Пусть ответит естеством бабьим, где краденая мужем казна припрятана. Дочь не трогать. После обеих в монастырь. Князя Афанасия трижды на правеж выводить. В первый день за бесчестье тыщу рублей взыскать, во второй пятьсот, в третий двести. Затем в железо и в Городецкий посад сослать. Кто извет на князя Афанасия подал? Ловчиков?

- Да, государь.

- В железо. Казнить спустя время. Басмановы тут же?

- Да, государь.

- Когда прочих помилую, Басмановых в монастырь на Белозеро отправить. Прочих Очиных и Плещеевых в разрядных книгах видеть не хочу. Опалу на весь род кладу отныне. Пимена сослать в Веневский монастырь.