Проклятие рода

- Хм. Да, такое тоже бывает. – Доктор покачал головой и отошел к столу возле окна. – Я оставлю вам нужные порошки. – Сказал он, выкладывая что-то из небольшого деревянного ящика, принесенного с собой. - Будете давать четыре раза в день. В остальном - уксус к вискам и запястьям, обильное питье. Надеюсь, что через два-три дня бедняжке станет легче. Я загляну завтра. – Слегка склонив голову на прощание, врач исчез за дверью.

Веттерман даже не успел его поблагодарить, он стоял с закрытыми глазами и слышал, как в ушах сейчас грянул «Te Deum laudamus» , словно невидимый органист мощно нажал на педали и клавиши.

- Господи, спасибо Тебе всемогущий Творец, что это не чума! - Иоганн, наконец, осмелился произнести это страшное слово, означавшее одно – смерть.

Конечно, говорить о полном и скором выздоровлении было рано, но Веттерман верил, что если Господь отвел самую ужасную беду от них, то в меньшем они справятся сами. Он немедленно дает ей оставленный доктором порошок, разведя его с водой и осторожно приподняв пылающую жаром голову. Для этого ему приходится раздвинуть пересохшие губы маленькой ложкой и с трудом влить лекарство в рот так чтобы она его смогла проглотить. Смоченной в уксусе тряпкой он беспрестанно протирает ей лицо, прикладывает к вискам. Еще двумя полосками ткани, обмакнув в том же растворе, Иоганн перевязывает запястья. Биение крови в висках и нестерпимый жар всего тела не дают ей покоя. Голова Агнес начинает метаться по подушке в поисках прохлады. Ее глаза закрыты. Горячка сменяется ознобом. Пастор тщательно укутывает ее снова и прижимается, накрывает сверху своим телом, чтобы согреть стрясающееся от дрожи тело жены. Слышно, как стучат от холода ее зубы. Сквозь прерывистое дыхание доносится слова:

- Сесиль… Сесиль… дети… - Иоганн понимает, что она бредит, что снова и снова видит казнь.

Лихорадка уступает место жару. Агнес хочет сбросить со лба горячий железный обруч, накаленный на том самом костре, где сожгли Сесиль, но руки бессильно вытянуты вдоль тела. Это клубы дыма или огромные черные птицы кружатся над ней? Иоганн наклоняется, прижимается бородой к пылающей щеке жены. Агнес приоткрывает глаза, видит мужа, выходящего из тьмы. Птицы разлетаются в разные стороны с режущим слух карканьем. Иоганн отстраняется и прикладывает к ее вискам смоченную тряпку. Отодвигается боль. Откуда-то дует свежий прохладный ветерок. Он так хорошо остужает горячую кожу… Агнес слышит чей-то чужой голос. Это доктор:

- Она выдержит. Кризис миновал.

На четвертый день Веттерман смог отойти от постели жены. Он спал урывками, сидя на стуле или опускаясь на пол, вставая на колени и кладя голову рядом с ней, но постоянно держа в руке ее тонкие ослабевшие пальцы. Лишь когда он убедился, что Агнес первый раз крепко и спокойно заснула, он передоверил ее заботам сына и служанки.

- Андерс, я отправляюсь, наконец, по делам. Прежде чем нам с тобой появиться в университете, я должен найти посланника нашего короля в Виттенберге. Нужно передать ему письмо из Стокгольма. А потом, уже вместе с тобой мы отправимся или к ректору или к декану богословского факультета. Там, я предполагаю, мы найдем и студиоузов из Швеции, опекать которых мне поручено. А ты пока оставайся и присматривай за матерью.

Сын молча кивнул головой. Конечно, ему не терпелось окунуться с головой в ученую суету университета, но он терпеливо ждал, понимал тревоги и заботы отца, переживал за мать.

По просьбе пастора хозяин постоялого двора, приютившей семью под своим кровом, быстро разузнал, где проживает Нильс Магнуссон, столь необходимый Иоганну. Это было совсем неподалеку и Веттерман, не медля, отправился к посланнику. Наконец-то успокоенный он брел по знакомым до боли мокрым камням мостовой, уж усыпанным ярко-красными листьями, всматривался в шпили знаменитой городской церкви с кружащими вокруг них голубями, пробирался через толпу школяров, подмастерьев, моряков обступивших лавки рыночной площади, вспоминал гул университета, скрипучие кафедры и голоса знаменитых проповедников. Он почувствовал себя в Виттенберге.

Нильс Магнуссон – посланник короля Густава в Северной Германии был приземистым подвижным коротышкой с мечущимся, но одновременно цепким взглядом. Скорее шпион, нежели посланник. Впрочем, быть связующим звеном между шведским королем и бесчисленным множеством германских герцогств, княжеств, маркграфств и просто городов, каждый из которых мнит себя отдельным государством, задача не из легких. Тут не до тонкостей этикета дипломатии. Только успевай поворачиваться и предугадывать – кто в союзе, кто против, кто за Лютера, кто за папу, за императора, а кто сам по себе.