Проклятие рода

- Я знаю, дорогой мой друг. Тебе не за что просить прощения. Напротив, я благодарна, что именно ты принес эту печальную весть. – Она протянула ему злополучное письмо.

- Все равно, прости! Я пойду. – Вдруг заторопился Андерс. – Меня ждут в канцелярии суперинтенданта.

- Даже не поешь? – Улла встрепенулась, всплеснула руками. – Вот так гостеприимная хозяйка! Вместо того, чтобы потчевать дорогого гостя, залила все слезами. Что ты обо мне подумаешь!

- Я ведь забежал ненадолго. – Оправдывался Андерс, уже потихоньку отступая к выходу. – Мне нужно увидеть доктора Нортона и господина Стена Кристоферсона, бывшего эконома кафедрального собора Або, он сейчас занимается вопросами отчуждения церковной собственности. Советник Нортон был у короля и, воспользовавшись его отсутствием, я решил заглянуть к вам.

- Андерс, обещай, что зайдешь обязательно еще!

- Обещаю! – Улыбнулся в ответ, но улыбка получилась смущенной, виноватой, он помахал шляпой на прощанье и поспешил уйти.

- Боже, что теперь будет? – Улла снова закрыла лицо руками.

Это была не ее тайна. Чужая. Которую ей поручили хранить до гробовой доски. Но что делать теперь, когда не стало той, что взяла с нее слово? Перед глазами стояла Соломония:

- Обещай, как вырастет, расскажешь ему всю правду! Может он и отомстит ироду, мною проклятому, и боярам, псам его цепным, за детство свое сиротское, за мать, в монастырь заточенную…

- Обещаю, княгинюшка… На Святом образе клянусь тебе. И сберегу, и выращу, расскажу, и… коль захочет на Русь, помогу вернуться! - Прошептала Улла.

Открыть или промолчать? Бенгт давно стал родным, своим, словно ею выношенным под сердцем также, как и Аннушка. Побег из монастыря с прижатым к груди младенцем, дорога в Новгород, деревни, бабы-кормилицы, спасительный островок Немецкого двора, Свен Нильссон, пастор Веттерман, крещение, новое имя, Стокгольм, смерть Нильссона, Мора, старуха Барбро, тянущая к ней крючковатые грязные пальцы, хриплый смех: «Отчего мальчонка получился в воронье крыло? Рога что ль наставила моему старому дураку? Ха-ха-ха!». Все промелькнуло перед женщиной в один миг. Барбро нет в живых, Илва – Агнес вместе с пастором в Дерпте, Андерс… но он ничего не знает, впрочем, как и все остальные. Нет, она не смеет скрывать! Ей ведь пришлось обмануть и Гилберта… Господи, он же тоже Георгий! Два Георгия! Может, поэтому и она жива, что эти два великих воина всегда с ней? Разве она обманула мужа? Нет, она просто не рассказала ему. Ее столько лет мучила эта тайна, ей было стыдно. Но в чем ее вина? Он же понял, что она была девицей, когда выходила замуж за него. Значит, он посвящен в часть ее тайны! Он промолчал тогда, но она-то почувствовала его радость. А сейчас? Поговорить с одним Бенгтом, ничего не сказав мужу?

С улицы донеслись знакомые голоса.

- Пришли! Оба! Значит, судьба.

Улла поднялась из-за стола. Гилберт и Бенгт, посмеиваясь над чем-то, вошли в дом. Муж сразу заметил взволнованность Уллы, перестал смеяться, подошел и ласково обнял за плечи:

- Что-то случилось?

Она доверчиво прижалась к нему, чуть кивнула головой и шепнула на ухо:

- Мне надо кое-что вам с Бенгтом рассказать. Пойдемте наверх. Посетителей еще нет, а если и появятся, то Туве на месте.

- А Аннушка где?

- Она играет во дворе с соседскими девочками.

Поднявшись в спальню, Улла присела на кровать, муж разместился рядом, а Бенгт – на невысоком табурете напротив.

- Сегодня, - начала Улла, собравшись и с силами и с духом, - я получила известие о смерти твоей матери, Бенгт.

- Какой матери? – Юноша недоуменно вытаращил глаза. – Какая мать? А ты?

Гилберт молчал. Он понял, что сейчас речь пойдет о той самой тайне, что так долго хранила в своем сердце Любава. Все эти годы он чувствовал, как она давит на нее, сострадал, но помочь ничем не мог. И сейчас он представил, как тяжело говорить его любимой, как невыносимо трудно открыть то, что хранилось под спудом тайны долгие годы, словно замки этого сундука заржавели напрочь и требуют нечеловеческих усилий для поворота ключа. Он обнял жену за плечи, стараясь приободрить, и почувствовал, как ее сотрясает мелкая дрожь.

- Твоя истинная мать, Бенгт, великая княжна Соломония Сабурова, жена великого князя московского Василия, который заточил ее в монастырь, где она и родила тебя. Твое настоящее имя - Георгий. По просьбе твоей матери, я тайно вывезла тебя, совсем крохотным младенцем. Мой первый муж, - она бросила виноватый взгляд на Гилберта, но он лишь крепче обнял ее, и Улла благодарно кивнула в ответ, - Свен Нильсон усыновил тебя. Так ты стал шведским мальчиком. Но ты, Георгий, русский по рождению. – Улла глубоко вздохнула, словно с души свалилась огромная тяжесть.

Бенгт молчал, ошеломленный известием. Молчал и Гилберт, нежно поглаживая жену. Улла немного отдохнула и продолжила:

- Я была самым близким человеком для княгини. Нас разлучили. Ее насильно постригли в монахини, а меня… - она опять глубоко вздохнула, словно не хватало воздуха, - … меня продали в Новгород шведскому купцу Нильссону.

- Как это продали? – Мотнул головой Бенгт. – Человека разве можно продавать?