Проклятие рода

- Не ты ли, отец, говорил мне, что и рыцарство придумали женщины, дабы ради них совершали подвиги? Но кто отличит подвиг от преступления, если и за тем и за другим будет стоять убийство, которое совершается во имя прекрасной дамы, - лицо юноши исказила гримаса боли, - если она так захотела? Вторая жена должна была бояться и ненавидеть мою мать и меня! Ведь я же родился! Так не хотела ли молодая жена князя Василия убрать с пути мою мать? Ведь ненависть женщины – скверна! – Гилберт переглянулся с Уллой. - А для этого подговорила отца заточить ее в монастырь. Ведь мать чего-то боялась? И прежде всего за меня! Иначе не стала бы просить вывезти и спрятать. Если мне и грозила смерть, то не от отца, а от его новой жены! И сейчас, если мне, нам, - он поправился, - и грозит опасность то только лишь от ее потомства! Того самого, что сидит на московском престоле. Они виновны все!

- Сынок, ты берешь на себя роль Судии, забыв о Божьем Суде?

- Нет. – Смутился вдруг Бенгт. – Но… Я не знаю, что мне делать!

- Смириться. Ты узнал правду, какая бы горькая она не была. Обида, злость, гнев - те чувства, которые охватывают любого человека, узнавшего нечто, принесшее страдание ему и его самым близким. Поверь, мне это знакомо. И тогда человека охватывает жажда мести. Но месть порочна, ибо порождает только зло, возвращающееся обратно. На все дела человеческие есть Суд Божий, ибо по ним и воздается каждому.

- Но в Библии сказано: «око за око…»! – Не сдавался Бенгт.

- Это в воле Господа – «Аз воздвигну на тебя зло!». Если и вершится суд руками человеческими, то по воле Божьей.

- А если мои руки и есть воля Божья?

- Тобой определенная? Уже не Божья! Она приходит извне чувств и желаний простых смертных. Приходит тогда, когда боль и ненависть отпускают тебя. Ты простишь врагов своих, а вот Он… Ему одному решать!

- Хорошо. – Бенгт поднялся с табурета.

- Что ты решил? – Встревоженно спросила Улла.

- Ничего. Ты была и останешься моей матерью, как и Гилберт – отцом!

- Это правильно, сынок. – Она подошла и поцеловала его.

Теперь и Бенгт выходил вместе с Гилбертом на берег моря. Вдыхал волнующий запах соленой воды, дегтя, пакли, рыбы… Вглядывался в даль, спрашивал:

- Расскажи, отец, какая она, Русь?

- А ты не помнишь ничего?

- Почти нет. Все смутно. Новгород. Высокий забор из потемневших от времени бревен. Купола церквей за ним. Какой-то неясный шум…

- Вот и я чаще всего вспоминаю шум… шум моря, бури, холодные соленые брызги, сильную качку, скрип мачты, хлопок паруса, поймавшего ветер…

- А еще?

- Еще? Спокойную гладь берегов, толпу женщин и детей, встречающих своих отцов, мужей, братьев с добычей и уловом, темные зимние вечера, наполненные латанием сетей, плетеньем канатов из пеньки, заточкой острог.

- А ты не помнишь свою мать?

- Нет. Какой-то женский образ приходил иногда в моих снах, но теперь мне кажется, что я видел не мать, а Любаву.

- Хотел бы я… - Не договорил Бенгт. Нахмурился.

- Что хотел?

- Увидеть Русь!

- Бенгт! – Гилберт положил ему руку на плечо. – Это невозможно. Ты - солдат шведского короля!

- Да, отец. Я помню… - Юноша отвел взгляд в сторону.

- Послушай, Бенгт. – Гилберт крепко сжал его плечо. Бенгт поднял глаза. - Однажды, мне выпала удача, как я посчитал тогда. Мне удалось скрестить мечи с тем, кто был повинен в смерти моего отца. Я был сильнее в этом поединке, я чувствовал, что еще немного и безжалостная сталь моего меча разрубит голову надменного обидчика. Но в последний миг переломился старый клинок.

- И что произошло?

- На пути чужого меча встал другой человек! Безоружный.

- Как? – Ошеломленно спросил Бенгт.

- Он принял смерть вместо меня… И тогда я понял, что Господь осудил меня за мой поступок, за жажду мести, за радостное предвкушение смерти врага, и покарал, забрав чужую невинную жизнь. Жизнь человека, который был мне очень дорог… почти, как отец. – Гилберт отпустил плечо юноши и отвернулся в сторону. Оба замолчали.

Неподалеку швартовалась какая-то двухмарсовая посудина с высокой кормой. Разодранные паруса говорили о том, что кораблю хорошо досталось, прежде чем он добрался до широкой и спокойной лагуны среди зеленых берегов. Но строил его явно мастер своего дела, предвидевший силу стихии – прочность корпуса не вызывала сомнений. Плотно пригнанные доски бортов были гладкими, словно прибрежные валуны. Прорубленные в обшивке квадраты щетинились жерлами пушек – мореходство всегда было опасным занятием не только из-за буйного нрава повелителя морей Нептуна. Кто-то выходил в море ловить рыбу, кто-то перевозил товары, а кое-кто грабил и первых и вторых, называя это тоже ремеслом.

Судя по кормовому флагу, превратившемуся в клочки красной материи, судно пришло из Штральзунда. По шатким перекладинам веревочный лестницы на берег спускался незнакомец. Спрыгнув на землю, он покрутил головой по сторонам, посмотрел на солнце, что-то прикинул в уме, и, выбрав нужное направление, повернулся, широко, по-русски, взмахнул рукой, осенил себя крестным знамением, поклонился трижды и… изумленный Гилберт услышал слова молитвы: