Проклятие рода

- А тебе не привиделось лишку, парень? – Хмыкнул Болдырь, но Бенгт, так пронзительно глянул на него, что ухмылка сползла с лица казака.

- Моя приемная мать, что спасала от смерти, призналась в этом, двадцать лет спустя, лишь получив весть о смерти в Суздале опальной великой княгини Соломонии.

- Чудны дела твои, Господи… - Казак сдвинул свою мохнатую шапку на затылок, от маковки ко лбу шрам розовый открылся. Потер его задумчиво.

- Чтобы ты сделал на моем месте?

- Я бы? – Переспросил Болдырь, хитро прищурившись. – Глотку перерезал. – Ответил тут же, не задумываясь. – Не той бабе, раз померла, так выродку ее, коль твой дом занял, пусть даже и престол великокняжеский. На нем теперь кровь твоей матери! А не спасла бы тебя приемная мать? Придушили бы, иль прирезали самого! Мстить надобно! – Тряхнул головой уверенно.

- Вот и я так думаю! – С жаром произнес Бенгт. – А поможешь мне? – В глаза смотрел с мольбой. – Хочу на Русь податься, отомстить хочу! Не нужен мне престол великокняжеский, справедливости жажду. В честном бою сойтись бы и…

- С кем? С великим князем московским? – Опять усмехнулся казак, покачал головой. – В своем уме-то, парень? На выстрел пушечный не подпустят, хорошо сразу на куски порубят - смерть легкую примешь, а то на кол сподобят, будешь, как рыба на солнце вялиться. На рожон лезть, впустую голову сложить, я тебе не помощник. Тут хитрость нужна… - Болдырь сдвинул шапку обратно на лоб, глаза в щелки превратились. – Аль выманить куда, да чтоб стражи немного с ним, аль еще что удумать…

- Помоги? А?

- Месть – дело справедливое… Божье! - Задумчиво произнес казак. – За зло злом платить надобно.

- Вот и я о том же! – Бенгт даже раскраснелся. – Уедем вместе. Отец корабль найдет, договорится. А?

- А чего и нет? – Расплылся в улыбке Болдырь. – В Новгороде верных людей сыщем, а после ищи ветра в поле – на Дон уйдем! Пущай ловят! А захочешь, так и обратно сюда возвернешься. Иль на престол сесть? – Опять глаза раскосые щурились в усмешке.

- Нет. Не хочу. – Твердо ответил.

- А отпустят тебя-то? Ты, вон – ткнул рукой в латы, - тоже рыцарь по виду.

- Нет, оруженосец я у отца. Он – рыцарь. Я у него на службе, а он у короля Густава.

- А мать? – Не отставал казак. – Я к чему спрашиваю, - пояснил, - дабы не жалел потом о содеянном. Ведь кровушку проливать надобно, не воду, чай.

- Мать… - Сокрушенно опустил голову Бенгт. – Не знаю. - Признался честно. - Отговаривать будет. Но не удержит, коль я решил. - Вскинул голову, посмотрел прямо в глаза. – С отцом сперва поговорю. А не согласятся – сбегу! Не будут же они меня ловить!

Так с остановками, неторопливо, они добрались до Купеческой улицы. Уллы настороженно встретила говорящего по-русски гостя, но когда поняла, что с Москвой его ничего не связывает, удивилась, но приняла радушно. За стол усадила, потчевала знатно и сына и гостя. Болдырь за обе щеки уплетал, вином запивая, хозяйку нахваливал и речь держал. Сидела Улла, подперев рукой подбородок, слушала его рассказы о дальних южных странах и морях, о схватках с басурманами, о суровых мальтийских рыцарях. А рассказчик и рад! То простодушие на его лице, то улыбка хитреца, то лукавство младенца.

- Ты так хорошо рассказываешь, будто наяву все видим, будто вместе с тобой везде побывали. Много ж бед и горя ты претерпел, добрый человек. – Вздохнула, дослушав.

- Кто добрый человек? Я? – Усмехнулся хитро Болдырь. – Вот уж не думал, что назовут так!

- Что же злым тебя называть, коль ты кровь за христиан проливал, да страдания от басурман принял?

- Да не злой я и не добрый. Обычный. – Развел руками. – Казак, одним словом. Родился, почитай в седле с саблей, с ней и помру, когда час последний придет. За страданья свои отплатил сполна, возвращусь и еще отплачу. С лихвою! Как отец мой, как деды наши. Кровь за кровь, обиду за обиду.

Улла нахмурилась, заметила, как Бенгт внимательно прислушивается к казаку, как жадно схватывает каждое слово, как при упоминании о мести, сдвигаются его брови, тяжелеет взгляд.

- Отдыхай, странник. – Поднялась из-за стола. – Отведи, Бенгт, гостя в комнату. С дороги человек. Устал, поди.

- За хлеб, за соль, прими поклон благодарственный, хозяюшка. – Казак тоже поднялся, поклонился низко. – А об отдыхе моем не беспокойся. В море трудов праведных не было. Не устал.

- Тогда занимайся, чем душе угодно. А я по хозяйству. – Поклонилась в ответ и оставила их вдвоем.

- А что из мешка твоего торчит такое занятное? – Спросил Бенгт казака.