Проклятие рода

- Плохо дело, Кудеяр. Двор стражниками забит. Ждут нас.

- А Марфа? С ней что? А Василиса? Эх, - схватился за голову, - навел таки вчерашним днем!

- Коль стражники в доме, чую на казенном дворе Марфа.

- А Василиса? – В груди все замерло.

- Где живет, знаешь?

- На Константиново – Еленской.

- Пойдем туда узнавать.

- А если она сюда придет. Перехватить бы.

- Здесь оставайся с Сенькой. Не ходи никуда, а лучше в церковь ступайте, промежь народа схорониться легче. А я с Истомой к Осееву дому наведаюсь.

Болдырь вернулся мрачнее тучи.

- Что, казак? Не томи!

- На Поганом болоте обе они. В землю вкопаны. Именем царя Иоанна, да дяди его князя Юрия Глинского.

Сумеречна июньская ночь. На Поганом болоте тишина. Дремлет стражник, на копье опершись. Страшный караул несет. По соседству два колеса на столбах с кем-то на них лежащим, стонущим, с руками-ногами переломанными, да в стороне две головы из земли торчат. Туман с реки подползает, тянется чрез кусты низкие, стелется по позорному месту. Просыпается стражник, ежится от прохлады утренней, глаза протирает, в серость всматривается – аль крадется кто, аль почудилось с недосыпа. Камень, кряхтя, подобрал с земли, швырнул в тени зловещие, извивающиеся. Может собаки бродячие на запах крови собираются? Не время им! После человечью падаль отдадут на прокорм псам. Не издохли еще воры. Эх, когда ж смена-то…, зевает стражник.

Тихий свист послышался, да оглянуться не успел детина. То не птаха малая, то нож булатный в горло вонзился. Захрипело, забулькало, стражник выронил копье, на землю рухнул. Вышли из тумана четверо молодцев. К двум торчащим из земли головам направились. С трудом узнал Кудеяр свою Василису. Пал пред ней на колени, руками стал землю копать, в сторону отбрасывать. Остальные Марфой занялись.

Достали обоих, положили рядом. Страшна картина. Сидел пред сестрами Кудеяр, рвал на себе рубаху, плакал, товарищей не стесняясь:

- Где же ты, Господи? Почему не обрушил карающий меч Свой на них? Не Ты ли проповедовал Любовь, не Ты ли ее возносил? Почто допустил святотатство над Любовью? Где же ты, Господи, был, когда терзали ее? Где же Твое Зло во мщение богохульникам, Господи? Иль добром платить им надобно? Иль я Твоим мечом отныне стану? Скажи, Господи!

- Умом бы не тронулся… - Шепнул Опара казаку. Болдырь вздохнул, не ответил.

- Кто-то конный сюда едет. – Прислушался Истома. – Смена видать. Уходим?

- Уходить? – Взревел Кудеяр, на ноги вмиг поднявшись. Обнажил меч. Гаркнул во всю глотку. – Эй, стража, сюда давай, скачи скорее. Смерть заждалась!

Товарищи переглянулись, быстро свои мечи-сабли достали, разошлись по сторонам. Кудеяр остался один. Топот приближался. На болото скакали четверо.

- Ах ты, пес! – Вскричал первый стражник, подлетая к Кудеяру. – Ужо получишь!

Копье перехватил сподручнее, метнул, да уклонился чуть Кудеяр, просвистело мимо древко, зато удар меча был так силен, что чуть не разрубил пополам всадника. Конь шарахнулся, горячей кровь залитый, стражник мешком свалился на землю. Остальные на скаку в полукруг выстраиваться начали, да не заметили иной опасности. Оглянуться не успели, как Богу души отдали.

Собралась ватага подле Кудеяра. Тот стоял посередине, на меч окровавленный опершись. Страшен был в задумчивости своей. Казак осмотрел первого верхового, что зарубил атаман, головой покачал, подумал:

- Ловко управился! Славный воин вырастает. Не всяк пеший конного так свалит. – И вслух.

- Что ныне? Скажи, атаман! – Спросил негромко. И также тихо ответил им Кудеяр:

- Нет больше души у меня, братья, тьма там кромешная, да сгустки крови, что отныне буду выплевывать всю жизнь, сколь Господь отпустит, с каждым отнятым животом у этих псов. Нет им, и не будет пощады, слезами кровавыми омоется всяк, кто на пути встанет, на куски изрублю, руками голыми рвать буду, душить, жечь, вешать всех, кто на Руси царю, да боярам служит. Нет души у меня более, вырвали душу, вырвали сердце, вкопали в землю сырую вместе с Василисой моей. Чем пустоту заполнить? Злобой одной, смолой кипящей и кровью. Местью лишь погасить сей пожар можно! Со мной ли вы, братья?

- С тобой, Кудеяр! – Отозвались.

- Тогда пали Москву с четырех концов, да развеется ее пепел татарский, да сгинет в пламени адовом. Аз, за Тебя, Господи, воздвигну на них Зло!

- Воздвигнем, Кудеяр!