- Если учесть то, что и московиты к этому стремятся… на первый взгляд, выглядит не столь уж сложным добиться взаимопонимания. Но в этом у меня есть большие сомнения. Москва – крепкий орешек, даже исходя из той книги, с которой твое преосвященство познакомил кронпринц Эрик. Кроме того, я долго беседовал с Кнутом после его возвращения оттуда. Московиты уверенно, до самозабвения считают себя преемниками Византии, Восточного Рима – Константинополя. А наш Густав и наша Швеция для них маленькая северная страна, недавно освободившаяся от датского владычества и напоминающая одно из северогерманских княжеств. Так смотрят на нас в Москве со слов Юханссона.
Оба прелата замолчали, уставившись на языки пламени в камине. Сложность и важность стоящих перед ними задач удручала.
Посольство тронулось в путь во второе воскресенье Адвента и 10 декабря уже прибыло в Выборг. Здесь к ним присоединилось еще некоторое количество людей, в первую очередь переводчик Бертил Еранссон, а в качестве личного представителя выборгского наместника господина Горна его секретарь Андреас Веттерман, знакомый Микаэлю Агриколе еще по Виттенбергу, чему епископ был искренне рад. Дальнейший путь начался 6 января, в праздник Крещения или «Трех королей», как многие называли его.
- Festum regum. – Пробормотал про себя епископ Або, тщательно запахивая на себе медвежий полог небольших саней. Оглянувшись назад, Микаэль пристально посмотрел на полыхавшие у ворот крепости костры. – Ничего это тебе не напоминает, Андерс? – Обратился он к сидевшему вместе с ним секретарю выборгского наместника.
Молодой человек оглянулся, пожал плечами, засмеялся:
- Ну, если только «епифанские огни», освещающие путь волхвов, ваше преосвященство. Тогда это добрый знак, что наша миссия окончится удачно.
- Тем более, у меня уже есть опыт возвращения оттуда. – Подхватил на той же веселой ноте Кнут Юханссон, расположившийся с ними в одних санях.
- Дай Бог! – Отозвался, погружающийся в дремоту епископ. Опять ему снился тот же сон: разверзнутая земля и нависающая над ним каменная громада. Только теперь ему казалось, что она вот-вот обрушиться на него. Оттого он больше ничего не копал, его тело оцепенело, он смотрел наверх, задрав голову так, что шею ломило от боли, и напряженно вслушивался в безжизненную тишину, стараясь предугадать начало падения.
Московиты встречали посольство за три версты от Новгорода. Конные воины молча преградили дорогу, было видно, что они пересчитывают прибывших гостей, затем часть ратников отделилась, обошла посольский обоз и пристроилась ему в хвост. Оставшиеся развернули лошадей и знаком показав – поезжайте за нами, тронулись в сторону Новгорода.
Встреча с наместниками князем Михаилом Глинским и боярином окольничим Алексеем Плещеевым была пустой формальностью и обменом ничего не значащими фразами. Посольству, насчитывающему около сотни человек, был отведен большой постоялый двор на Торговой стороне, опричь того наместники распорядились выдать по сотне калачей на день, столько ж хлебов двуденежных, щук два десятка, лещей, да судаков столько ж, прочей рыбы мелкой - карасей, язей, подлещиков, десять десятков полотей ветчины и солонины, пива двунадесять ведер, столько ж меду, вина десять четвертей, ведро уксуса, а ко всему таганов поваренных, сковород, да противней сколь потребно будет. Пятиконецким старостам было велено по шесть человек сторожи выставить, но в город свеям выходить не препятствовать.
Четвертого февраля рассчитывали дальше тронуться, да пурга разыгралась не на шутку. Решили дождаться, пока успокоится непогода. Отложили на завтра. Тут и случилось непредвиденное. Вин, да медов с пивом отпущено было с избытком, обрадованные вынужденной задержкой слуги перепились, кому-то из них показалось, что в избах малость прохладно, подтопить решили, да до иного не додумались, кому ж охота в пургу из тепла наружу за дровами идти, содрали со стен иконы, насмехаясь, мол, доски рисованные, да в печку сунули. Сторожа, что с пяти концов были выставлены, хоть и мерзли в своих тулупах на улице, да в окна порой заглядывали, толи приказано так было, толи от зависти, что чужеземцы гуляют, а им ни глотка, ни макового зернышка не перепадает. Узрели святотатство, тут же приставов кликнули. Ворвались служивые в людскую избу, схватили того, что возле печки сидел, на воздух свежий выдернули, попотчевали кулаками знатно, так что юшкой кровавой чуть не захлебнулся. Утром Стена Эрикссона и Лаврентиуса Петри к наместнику князю Глинскому вытребовали. Зло смотрел на них царев дядя.
- Ваш? – Выкрикнул в лицо послам, ткнув пальцем в угол палаты, где скорчившись, повис на руках у стражников виновник. Лицо опущено, только кровь медленно на пол капала. – Подними рожу ему, - распорядился князь, - пущай посмотрят.
Один из стражников схватил пятерней несчастного за волосы, резко дернул назад. В сплошной кровавой маске узнать кого-либо было сложно. Но по одежде послы поняли, что это кто-то из их людей.